моргнуть, как этот джентльмен уже лежал на тротуаре, глядя на меня неживыми, остекленевшими глазами…
— Иисусе Христе! — с восхищением воскликнул один из четырех мальчишек, стоявших в гуще толпы.
— Кто бы ты там ни был, — доводил Барнума несносный коротышка, — все равно болван! Помяни мои слова! Пока, прощай! — И выбрался из толпы.
Какой-то крупный мужчина, с такой же красной физиономией, как у ретировавшегося коротышки, похлопал Барнума по плечу и дружески ему улыбнулся.
— Вы в самом деле все видели?
— Он еще спрашивает! — возмутился Барнум. — Конечно, видел — все, собственными глазами! Пули просвистели у меня над головой!
— Ну и что здесь произошло?
— Шел я по этой улице… — в который раз затараторил Барнум.
Краснорожий его внимательно слушал, — видимо, это происшествие почему-то вызывало у него глубокий интерес.
— …А этот парень обогнал меня и пошел впереди.
— Да громче ты! — потребовали из толпы.
— Шел я по этой улице, — закричал Барнум, — а этот парень обогнал меня и пошел впереди! Тут какой-то парень, в серой шляпе… — И опять пересказал всю историю, с соответствующими жестами и телодвижениями.
Краснорожий с уважением слушал, а потом поинтересовался:
— Так вы видели вблизи лицо преступника?
— Видел! Как вот вас сейчас!
— А узнаете его в лицо, если снова увидите?
— Как собственную жену…
— Отлично! — Краснорожий схватил Барнума за локоть и потащил за собой через плотную толпу зевак.
В это время на углу затормозили, с ревом сирен, полицейские машины.
— Пойдемте-ка со мной в полицию! Когда поймаем преступника — вы его опознаете. Вы теперь главный свидетель. Вот повезло, что вы мне попались!
Сейчас, спустя год после всего этого, Барнум тяжело вздохнул, мысленно представляя себе прошлое. Убийцу искали целый год, но так и не нашли, а он просидел этот год в тюрьме и за это время потерял не только жену и детей, но и работу — она досталась какому-то бородатому румыну. А его разбойники с большой дороги, мошенники и фальшивомонетчики лупили палками от швабр и помойными ведрами. Каждые три дня его таскали вниз — посмотреть на новый улов. Но всякий раз на опознании бандитов он лишь беспомощно качал головой: не было среди них убийцы в серой шляпе. Молодой окружной прокурор, недовольный, корил его, да еще издевательски усмехался:
— Какой из тебя, к черту, главный свидетель, Барнум! Уберите его, к чертовой матери, с моих глаз!
И детективы послушно тащили его за шиворот назад, в камеру. Когда Барнум требовал, чтобы его освободили, тюремщики возражали:
— Да ты что?! Мы ведь защищаем твою жизнь! Хочешь выйти отсюда, чтобы тебе выбили мозги? Знаешь, кого убили? Сэмми, по кличке Испанец. Важная фигура! Нет уж, ты слишком много знаешь. Не отчаивайся — ведь тебя сытно кормят, три раза в день.
— Ничего я не знаю… — тихо бормотал, выбившись из сил, Барнум, когда его снова запирали в камере.
Но это его бормотание не вызывало абсолютно никакого отклика. К счастью, окружной прокурор получил хорошую работу в страховой компании и перестал заниматься расследованием дела об убийстве Сэмми, по кличке Испанец, иначе пришлось бы ему торчать за решеткой, пока кто-то из них двоих не сыграл бы в ящик — либо он, либо окружной прокурор.
Идет он теперь по улице, после года отсидки, — бесцельно, куда глаза глядят, бездомный, безработный, без жены и без детей… Барнум тяжело вздохнул. Печально потирая подбородок, стоял он на углу, решая — куда же свернуть… Вдруг из-за угла выскочил на большой скорости автомобиль — и оказался слишком близко от припаркованной за углом машины. Визг тормозов, душераздирающий скрежет сплющиваемых крыльев и смятого металла… Из стоявшего автомобиля выскочил, отчаянно размахивая руками, водитель.
— Ты что, не видишь, черт тебя подери, куда тебя несет?! — заорал он на водителя ударившего его автомобиля, дико вытаращивая глаза на смятое крыло. — Ну-ка, предъяви свои водительские права! Кто уплатит мне за поврежденное крыло? Лично я не намерен платить за ремонт из собственного кармана, браток!
Пока неосторожный водитель вылезал из машины, владелец пострадавшей с мрачным видом повернулся к стоявшему рядом Барнуму.
— Ну, вы ведь видели?
Барнум бросил быстрый взгляд на смятое крыло, потом на улицу перед собой и произнес твердо:
— Ничего я не видел! Ни-че-го! — Повернулся и быстро зашагал в том направлении, откуда только что пришел.
«Дом страданий»
— Сообщите, что пришел мистер Блумер, хочет с ней повидаться. — Филип снял шляпу и в упор уставился на элегантного клерка отеля, в безупречных белых перчатках.
Тот поднял телефонную трубку.
— Мисс Джерри, к вам некто мистер Блумер, — с присущим ему изысканным равнодушием произнес он, глядя мимо чисто выбритого, ничем не примечательного лица Филипа, в дальний конец поражающего роскошью холла.
Филип услыхал в трубке знаменитый женский голосок — знакомые журчащие модуляции:
— Кто он такой, черт подери, этот мистер Блумер?
Недоуменно пожал плечами, чувствуя, как ему неудобно в пальто. Его уши крестьянского мальчишки, смешно торчащие из-под грубой, жесткой копны волос, покраснели.
— Я слышал, что она ответила. Сообщите ей: мое имя Филип Блумер, и я написал пьесу, которая называется «Дом страданий».
— Мистер Филип Блумер, — с вежливым безразличием объяснил клерк. — Говорит, что написал пьесу под названием «Тот дом страданий».
— И он проделал весь путь, только чтобы сообщить мне это? — Глубокий, богатый оттенками голос красиво рокотал в трубке. — Скажите ему — это классно!
— Разрешите я сам! — Филип бесцеремонно выхватил из рук клерка трубку. — Хэлло! — начал он дрожащим от волнения голосом. — Это Филип Блумер.
— Как поживаете, мистер Блумер? — насмешливо прозвучал очаровательный голос.
— Все дело в том, мисс Джерри, что я написал пьесу. — Филип спешил поскорее все ей высказать, построить фразу, как надо, — подлежащее, сказуемое, дополнение, — лишь бы только она не повесила трубку. — Она называется «Дом страданий».
— Но клерк назвал ее иначе — «Тот дом страданий», мистер Блумер.
— Он ошибся.
— Как глуп этот клерк! Сколько раз я ему говорила об этом — все без толку!
— Я был в офисе мистера Уилкеса, — спешно продолжал в полном отчаянии Филип, — и меня там уведомили, что текст все еще у вас.
— Какой текст?..