Ханх говорил плавно и негромко. Его рассказ не походил ни на лекцию, ни на проповедь, ни тем более на нравоучение. Это был просто рассказ. Создатели, далекие звездные миры, наша собственная планета, ее давным-давно погибшие цивилизации и, наконец, сами мы люди, словно кусочки цветной смальты укладывались в затейливую мозаику истории от которой зачастую по спине пробегали крупные мурашки. Однако особо колированными они стали, когда рассказчик дошел до событий последних лет. Даже мне, человеку знавшему всю эту жуткую правду стало не по себе. Цирк-зоопарк, а ведь я даже не представлял, как близко мы подошли к краю пропасти. Подошли? Ах если бы подошли, так нет же, мы переступили ее, шагнули за черту не возврата. Еще каких-то десять-пятнадцать лет и…

― Сволочи!

Приглушенный рык Нестерова прозвучал в диссонанс словам Главного. Возможно, если бы явление Хриса народу произошло века так полтора назад, все свидетели данного события непременно пали бы ниц, да так и валялись в ногах сына божьего. Но только вот все мы уже были сделаны совершенно из другого теста, а потому просто сидели напротив ханха, при свете костра изучали его лицо и подсознательно пытались понять: а не врет ли? Правда, был один человек… Фомин как верный пес упрямо продолжал сидеть у ног ханха. И поднять его оттуда не было никакой возможности. Да, и если честно сказать, мы не особо пытались.

― Говорю, сволочи вы! ― Анатолий повторил свои слова уже более громко. ― Зачем же всех? За что всех-то? Вы что не могли остановить все это, вразумить, а если не получится, хрен с ним, прихлопнуть тех, кто калечил наш дом, нашу Землю.

― Первобытная вера людей в добрых справедливых богов. Они придут и сделают все за нас, ― задумчиво, словно разговаривая сам с собой, прокомментировал слова майора Серебрянцев.

― Старик прав, ― едва слышно прошептал Фомин, ― мы прокляты от рождения. Все, что твориться сейчас, это наша кара, мы ее заслужили.

― Не суди всех по себе! ― рыкнул на него Одинцовский милиционер. ― Лично я всю жизнь ловил таких гадов как ты и горжусь этим. Люди меня только добром поминают. И мне такая участь не полагается, кстати, как вот и им тоже, ― Анатолий в сердцах ткнул пальцем в Пашку и Лизу.

― У тебя машина была? ― неожиданно поинтересовался бывший банкир. Причем сделал он это негромко и задумчиво, глядя в пустоту перед собой. Можно было подумать, что обидных слов майора просто не существовало.

― Машина? ― Нестеров удивился вопросу, но все же ответил: ― Ну да, была.

― Какая?

— А это тут причем? — майор сурово сдвинул брови.

— Тайна, что ли? — Фома позволил себе гаденькую саркастичную улыбочку.

— Я человек открытый, мне скрывать нечего, — милиционер говорил с гордостью и достоинством. — «Копейка» была. Много лет. Потом на Опель копил, да так и не судилось.

— Опель? Почему Опель? — банкир явно к чему-то клонил.

— Уважаю немецкое качество.

― Немецкое… ― Фомин с пониманием кивнул. ― А о Мерседесе, к примеру, никогда не задумывался?

Тут староста Рынка пристально уставился в глаза милиционера. Он словно намеревался уловить тот момент, когда Анатолий начнет лгать. Только вот Нестеров не собирался этого делать.

― Мерседес машина хорошая, только уж больно дорогая. И на обслуживании разоришься. Хотя… ― пожилой милиционер пожал плечами. ― Почему не помечтать?

― Виновен, ― Фома вынес приговор без всякого злорадства, скорее с грустью. ― Ты такой же, как и я. Все вы такие же. И нет нам прощенья. ― Произнося эти слова, он горестно и обреченно преклонил голову.

― Я не говорю, что товарищ Фомин прав, ― неожиданно вмешался в разговор Серебрянцев, ― но мы действительно жили не совсем верно. Мы покорно позволяли распоряжаться своими жизнями и судьбами, мы погрязли в вещизме, перестали думать и мечтать. Я имею в виду мечтать не о новом автомобиле или шубе, а о чем-то большом и притом для всех. Мы…

― Конечно, мы не совершенны, ― я беспардонно перебил старика, ― но на то мы и люди, живые люди, а не машины какие-нибудь. И цирк-зоопарк, мне это чертовски нравится.

— Тебе нравится все то, что творится вокруг?

Фома посмотрел на меня пустыми глазами, вернее он глянул не на меня, а сквозь меня, куда-то вглубь пространства и времени, словно именно оттуда и должен был прийти ответ. Однако все произошло гораздо проще. Старосте Рынка ответил Загребельный:

— А с тем, что творится вокруг, еще надо как следует разобраться.

— В смысле? — Нестеров пристально поглядел на чекиста.

— Мысль одна есть, — сознался Загребельный. — Раньше она меня злила, а вот теперь… А вот теперь скорее заинтриговала, заставила задуматься.

Андрюха взял угрюмую паузу и держал ее пока я не ткнул его в бок:

— Ну…? Не тяни!

— Те, кто отдавал приказы, те, кто калечил нашу планету климатическим и тектоническим оружием, они ведь не полные идиоты. Они ведь должны были понимать, чем все это может закончиться!

— Может, как всегда понадеялись, что пронесет, — предположил я.

— А может как раз наоборот? Надеялись, что не пронесет?

— Как это? — молчавшая до сих пор Лиза, буквально взорвалась. — Неужели эти люди сумасшедшие, самоубийцы?!

— А может это и не люди вовсе?

После слов Загребельного вдруг наступила оглушительная тишина. Единственным звуком, который