— Очень приятно, — я привстал, приветствуя Ли Ван Лунга.
В комнате снова воцарилась тишина.
— Князь, — прервал затянувшуюся паузу гость, — мне показалось, что вы гневаетесь на сына.
— Да, — подтвердил отец, — он, увы, позор моего рода. Бездельник и гуляка, вечно доставляющий мне неприятности. К сожалению, прежде я уделял недостаточно внимания его воспитанию, а сейчас, боюсь, уже поздно. Время упущено.
Китаец пронизал меня внимательным взглядом, из-за которого я непроизвольно потупился в тарелку.
— Мне кажется, вы излишне строги к своему сыну, — заметил господин Ли после непродолжительной паузы. — Он сильный и неглупый человек. Просто не знает, как правильно использовать свою энергию. Я думаю, что он еще сможет найти свой путь в жизни.
Я с удивлением посмотрел на гостя.
— Видит бог, я бы ничего не пожалел, если бы кто-то сумел наставить его на путь истинный, — проворчал отец.
— Ловлю вас на слове, — мягко улыбнулся господин Ли. — Думаю, я знаю, как помочь молодому человеку найти себя.
— Сделайте такое одолжение, расскажите, — отец с интересом подался вперед.
— Ему нужен опытный и мудрый наставник.
— Еще пять лет назад ему был нужен ремень, — проворчал отец, — но сейчас уже поздно. Ему нужны ежовые рукавицы, и я, право, не знаю, где их можно найти для отпрыска знатного рода в нашем гуманном обществе. Такого оболтуса из любого военного училища выгонят с треском в первый же месяц. Да и я не хотел бы краснеть за его проделки перед военным министром.
Я почувствовал, что кончики ушей у меня краснеют.
— Дисциплина — залог хорошего обучения, — наставительно сказал китаец. — Но главное — это мудрый наставник. Полагаю, в Китае юноша сможет обрести и то и другое.
— Что вы предлагаете? — с явным интересом спросил отец.
— Я мог бы устроить вашего сына в обучение к одному очень большому мастеру ушу, — улыбнулся Ли. — Его зовут Ма Ханьцин. Мастер Ма родился в крестьянской семье и с раннего детства воспитывался в монастыре Шаолинь. Сейчас он известен по всему Китаю как великий мастер боевых искусств, знаток традиционной китайской медицины и мастер чань. Чань, — сказал Ли, обращаясь ко мне, — это одно из направлений буддизма, о чем вам, возможно, известно. Мастер Ма уважаем в Поднебесной настолько, что его даже неоднократно принимал император. В доме мастера царит поистине монастырская дисциплина. Она, безусловно, благотворно скажется на вашем сыне. Я думаю, что смогу уговорить господина Ма не только принять вашего сына в ученики, но и поселить его в своем доме. Один из моих сыновей сейчас живет и обучается у него. Разумеется, обучение у мастера Ма не будет похоже на обучение в вашей военной академии. Ученики, живущие в доме мастера, выполняют роль прислуги: занимаются домашними работами, ухаживают за учителем.
Я похолодел. Меня, потомка князей Юсуповых, хотели сделать слугой какого-то китайского крестьянина! Это было уже слишком.
— Неужели вы позволяете, чтобы ваш сын был слугой? — удивленно спросил отец.
— Как вы справедливо заметили, Петр Феликсович, молодому поколению нужна дисциплина, — степенно ответил господин Ли. — И она должна быть тем строже, чем выше положение и достаток семьи молодого человека, ведь представители высших сословий избавлены от многих тягот и невзгод, на которые обречены бедняки. Только тому, кто познал тяжкий труд и научился подчиняться, могут быть вверены большие капиталы и руководство людьми.
— Извините, что вмешиваюсь, — подал голос Виктор. — Как я понял, мастер Ма буддист. Не потребуется ли от моего брата выполнять чужие ритуалы?
— Веру менять не требуется, — заверил господин Ли. — Необходимо лишь с уважением относиться к учению Будды.
— А университет? — предпринял я отчаянную попытку избежать страшной участи.
— Закончите Пекинский, — повернулся ко мне китаец. — Одно другому не мешает.
— Папа, а это хорошая идея, — заметил Виктор. — Ведь если Шурка получит образование в Китае, нам будет проще вести дела в Азии.
— Да, я видела фильм про буддийских монахов, — добавила Ирина. — Дисциплина у них дай бог. Думаю, Александру она пойдет впрок.
Отец задумался, а потом наконец проговорил:
— Я полагаю, в ваших словах, господин Ли, есть здравое зерно. Когда мы сможем отправить Александра к мастеру?
— Когда угодно. Рейс на Пекин отправляется через четыре с половиной часа. Вы еще можете успеть. Пока юноша будет в пути, я свяжусь с наставником Ма. Я уверен, что он согласится, но даже если и откажет, то непременно порекомендует другого учителя. Я думаю, не имеет смысла подписывать контракт менее чем на пять лет. Я бы порекомендовал семь. Для вас это не будет слишком дорого.
— Деньги не имеют значения, — отмахнулся отец. — Решено: семь лет.
— Минутку, — воскликнул я, — а мое мнение вы узнать не хотите?
— Нет, — отрезал отец.
Он нажал кнопку вызова дворецкого и, когда тот появился в дверях, объявил:
— Соберите чемодан Александра Петровича и отрядите «Руссобалт» в Пулково к сегодняшнему рейсу на Пекин. Мой сын покидает нас.
Так, двадцать пятого июня тысяча девятьсот семьдесят восьмого года, моя жизнь сделала крутой поворот.
Часть 1
Крадущийся тигр
Глава 1
ПРОСЬБЫ
За окном кабинета продолжал моросить мелкий питерский дождь. Начало мая в этом году выдалось холодным и дождливым. Вдоволь насмотревшись на мокрую молодую листву деревьев и пасмурное небо, я вернулся за рабочий стол и снова взял в руки отчет аналитического отдела. Решение надо было принимать быстро. Заключение экспертов не оставляло сомнений: Николаевские верфи в ближайшее десятилетие прибылей не принесут, а скорее всего, затребуют дополнительных вложений. Есть покупатель, готовый заплатить за них хорошие деньги и обеспечить выход из инвестиций с солидной прибылью. Логика требовала заключить сделку... а интуиция советовала не продавать верфи.
Я еще раз пробежал глазами отчет, стремясь найти в нем хоть какую-то зацепку, которая позволила бы мне отказаться от продажи, но тщетно. Приговор аналитиков был окончательный: продажа — оптимальное решение.
На столе запел телефон. Я взял трубку.
— Ваша светлость, звонок из Китая, от господина Ма, — доложил секретарь.
— Соединяй, — приказал я.
Через секунду в трубке раздался надтреснутый голос наставника.
— Здравствуй, маленький дракон, — произнес он по-китайски. — Как дела?
— Все хорошо, сифу, — ответил я на том же языке. — Чему обязан честью...
— Это для меня честь говорить с одним из самых богатых и влиятельных людей самой богатой и влиятельной страны, — прервал он меня.
— Умоляю вас, сифу, не надо. Чем я могу вам помочь?
— Мне? Если только порадуешь старика и наведаешься в Пекин.
— Увы, сифу, в ближайшие месяцы буду страшно занят. Но, как только освобожусь, непременно приеду.