– Лена? – спросил человек.
– Леонид Михайлович, – сказала Кузнецова. – Вы?
– Я, – сказал Шленский. – Кузнецова. С ума сойти.
– Господи. Леонид Михайлович…
– Елена Николаевна! – Из «вольво» выглянул сидевший за рулем мужчина. – Какие-нибудь проблемы?
– Никаких проблем, Леша, – ответила она. – Все нормально.
Мужчина коротким взглядом оценил Шленского:
– Когда за вами заехать?
– В половине пятого, – ответила ему Кузнецова. – Домой.
– Хорошо.
Еще раз бросив короткий взгляд на Шленского, шофер хлопнул дверцей, и «вольво» бесшумно укатила дальше по Тверской.
– Смотри, какая ты стала… – заметил Шленский.
– Какая?
– Другая, – ответил он.
– Вы тоже, – сказала она. И, словно оправдываясь, добавила: – Четыре года прошло…
– Да, почти четыре, – согласился Шленский. – Черт их возьми совсем. – Он усмехнулся, они рассмеялись, но смех получился какой-то нервный. – Ну, где ты, как ты? – пожалуй, чересчур весело спросил он.
– Я в порядке, – коротко ответила она.
– Вижу, – сказал он. – Очень рад за тебя. – И добавил: – Правда.
– Спасибо.
Они помолчали.
– А я в театре, – сказал он, хотя она об этом и не спрашивала. – Вот. Скоро премьера.
– Поздравляю.
– Да не с чем поздравлять, – поморщился он. – Я очень рад тебя видеть, – сказал он.
– Я тоже, – сказал она.
– Надо же, встретились, – неестественно рассмеялся он. – Как мир тесен, а?
– Нет, Леонид Михайлович. – Она покачала головой. – Не тесен.
– Ну да. – Он быстро взглянул ей в глаза. – Слушай, Елена Николаевна, сегодня у меня работа, а вот что ты делаешь завтра?
– Я занята, – сказала она.
– А в субботу?
– Я занята, Леонид Михайлович, – ответила она. – И в субботу, и дальше.
– Жаль, – сказал Шленский.
– И мне, – сказала она.
Толпа обтекала их.
У перехода звонко кричал какой-то паренек:
– Астрологический календарь! Узнайте вашу судьбу!
За спиной у Кузнецовой на фоне весеннего неба чернело пепелище Дома актера.
Они еще помолчали.
– Ну! – Шленский улыбнулся. – Будь здоров, Нижнеудинск!
Он шагнул к ней. Она протянула руку, и Шленский неловко потряс эту руку в своей.
– Я побежал, – сказал он и поцеловал ее в подставленную щеку.
На секунду они замерли, прижавшись друг к другу лицами, потом, как магниты, разведенные внешней силой, снова оказались стоящими врозь.
– Может, еще встретимся, – сказал Шленский.
Она ничего не ответила.
– Узнайте свою судьбу! – орал паренек у перехода.
Вокруг шумела Пушкинская площадь.
Над кинотеатром плыл в небе рекламный аэростат, на брандмауэре красовался огромный портрет артиста Деветьярова в премьере нового кино.
Сквозь пустые глазницы окон сгоревшего Дома актера светилось голубым безоблачное весеннее небо.
Редкая птица долетит…
Уже не помню, как назывался тот конкурс киносценариев, но помню, что в задании фигурировали связи России и Америки – время было раннедемократическое, и на несколько лет, по высочайшему недосмотру, Штаты перестали быть нам врагами.
И вот мы с моим другом Михаилом Чумаченко (см. о нем подробнее на стр. 71), сидючи в какой-то кафешке, что называется, трындели на тему: не попробовать ли нам, под это дело (то бишь под конкурс) что-нибудь еще сочинить? Потрындели, ничего не придумали и разошлись по своим делам – он в ГИТИС, я в «Московские новости».
А вечером Мишка позвонил и сказал:
– Эдгар По!
Я спросил:
– Что Эдгар По?
– Эдгар По жил в России, – сказал Мишка.
А пили мы с ним вроде кофе, и когда Чумаченко успел наклюкаться до таких открытий, я не понял. Но Мишка настаивал на своем и, как выяснилось, был прав! Как минимум отчасти.
Наутро я погрузился в специальную литературу и обнаружил: в автобиографии великого американца действительно была запись о двух годах жизни в России! Якобы в совсем юном возрасте он жил в Петербурге.
Это, разумеется, было мистификацией.
В 1827 году Эдгар По сгоряча записался в солдаты. И, вскорости выкупленный из найма отчимом, решил, видимо, сжечь эту стыдную страницу своей жизни, а пепел развеять, чтобы не осталось и следа.
Так в его автобиографии появился Санкт-Петербург. В те времена для Америки сие было как путешествие на Марс. Великий мистик и мистификатор полагал, должно быть, что этого никто никогда не сможет проверить и опровергнуть.
Проверили и опровергли, разумеется, много десятилетий спустя, когда человечество наконец уяснило, какой гений подыхал в нищете у него под боком.
И тем не менее – Эдгар По выдумал себе два года жизни в России!
Это толкнуло нашу фантазию, и психологический триллер (в каком еще жанре мог появиться здесь Эдгар По?) начал помаленьку проступать сквозь туманные пейзажи питерских пригородов.
Сценарий был послан на американский конкурс. С тем же успехом мы могли послать его на деревню дедушке. Но разве могу я считать потерянными полгода жизни, проведенные в магнетическом поле великого бостонского скитальца?
Я вчитывался в новеллы, я своими руками перевязывал его сюжетные узлы и вместе с героем фильма искал следы Эдгара По на серых невских берегах…
Птица по имени NEVERMORE
Стоял октябрь, и рассветало только к восьми.
В тумане темнела громада Исаакия. Громыхал по Лиговке трамвай; Мойка неспешно заворачивала за мост; на перилах и фонарях моста застыла крупная морось. Мерно маша крылами, над рекой пролетел ворон. Щелчок затвора на секунду остановил его полет.
Стоявший у моста в этот неурочный час человек – мужчина лет сорока – поднял голову от видоискателя.
