И, широко разведя руками, зааплодировал.
Господин Берти поднялся на сцену вместе с переводчицей.
Шленский и Деветьяров стояли в противоположных кулисах, стараясь не смотреть друг на друга.
Господин Берти говорил про перестройку, гласность, свою фирму и красоту русских женщин.
Шленский краснел и закрывал лицо руками.
Бледный Деветьяров тихо повторял, гипнотизируя итальянца:
– Уйди со сцены, сука…
– В память о нашем конкурсе, – сказал Роман Юрьевич, – мы хотим преподнести господину Берти наш скромный подарок…
Тут из ряда финалисток вышла улыбающаяся Лаврушина и направилась к итальянцу, держа в руке невесть откуда взявшееся деревцо из янтаря.
– О! – сказал господин Берти и поцеловал Лаврушиной ручку, а потом, приобняв за талию, и ушко.
Ева Сергеевна, сидевшая в зале, побелела и охнула:
– Подлец…
Жукова напряженно улыбалась.
– Дрянь, – процедила она, когда Лаврушина проходила мимо нее на свое место.
– Молчи, подстилка, – ласково улыбнувшись в ответ, сказала Лаврушина.
– А теперь – мы продолжаем! – воскликнул Роман Юрьевич. – От жюри слово имеет…
Занавес закрылся, и девушки пошли за кулисы. Лаврушина, как ни в чем не бывало, расстегнула платье и начала переодеваться. Остальные, переодеваясь рядом, с опаской поглядывали на нее.
За кулисы ворвалась Ева Сергеевна:
– Саша! На секундочку.
– Уйди, – вдруг закричала на нее Жукова. – Уйди от меня, сучка!
– Что?! – прошипела Ева Сергеевна.
– Тихо! – бросился со сцены Шленский. – Вы что, с ума сошли?
– А ты мне рот не затыкай! – повернулась Жукова. – Убогий!
– Ты пожалеешь, – сказала ей Ева Сергеевна. – Ох, ты пожалеешь.
– Уйди, а то я говорить начну! – пригрозила Жукова. – Уйди!
Ева Сергеевна пулей вылетела из-за кулис.
Черышева звонко рассмеялась в лицо Жуковой:
– Ну, и как итальянец?..
Едва Роман Юрьевич вышел со сцены, Шленский бросился к нему:
– Роман Юрьевич, что это такое?..
– Отдыхай, маэстро, отдыхай, – ответил тот. – Ты свое отработал.
– Но мы договаривались…
– С девушками надо было договариваться, – оборвал Роман Юрьевич. – А я как-нибудь сам. Не лезь не в свое дело! – жестко сказал он. – Это мой конкурс. И я знаю, кого звать на сцену и когда. Ясно?
– Не ясно, – ответил Шленский.
– А если не ясно, – сказал Роман Юрьевич, – то ты сейчас отсюда уйдешь, а завтра мы будем с тобой разбираться, на сколько ты наработал, а на сколько проел!
– Что? – беспомощно переспросил Шленский.
– Маэстро, – Роман Юрьевич снова улыбался, – не будем ссориться. У каждого из нас свое дело. Хорошо работают, – без перехода сказал он, кивнув в сторону сцены, где девушки и Деветьяров уже танцевали. – Молодец этот ваш Андрей. Упорный.
Деветьяров доколачивал чечетку.
– Кстати, хочу вам сказать: в истории с Кузнецовой вы вели себя замечательно.
– В какой истории? – спросил Шленский.
– Ну что вы как маленький, – сказал Роман Юрьевич. – Простите, мне пора.
И на аплодисменты вышел на сцену.
– А теперь я хочу представить вам еще одного нашего спонсора – генерального директора фирмы «Росконтейнер» Николая Тулина!..
Занавес закрылся. Деветьяров, обливаясь потом, выскочил со сцены:
– Почему он опять вылез на сцену?
Шленский пожал плечами.
– Ты режиссер или дерьмо в проруби? – Деветьяров был в бешенстве.
– Андрюша, – сказал Шленский. – Мы с тобой оба – дерьмо в проруби.
– Алё! Кто тут главный?
Шленский обернулся. Позади стояли какие-то парни с электронными инструментами.
– Вы кто? – спросил Шленский.
– Не узнает, – хохотнул стоявший первым.
– Группа «Какао», – неторопливо сказал другой. – Мы когда выступаем?
– А кто вас пригласил?
– Коншина.
– Кто?
– Ну, с телевидения, – поморщился первый. – Давайте, парни, бегом узнавайте, в натуре, у нас сегодня еще выступление…
Пела группа «Какао»; потом на сцене перебывали все спонсоры, вручая призы то одной, то другой финалистке.
– Леонид, – подошел к Шленскому скрипач во фраке, – ты не сказал, когда регтайм?
– Не знаю, – ответил Шленский.
В тесном пространстве закулисья маячили звезды эстрады с телохранителями…
Финалистки сидели, переодетые к очередному номеру. Все кончалось, и до них никому не было дела.
– Начинаем сразу со второй части, – говорил Деветьяров. – На два такта вступление, выход – и сразу вперед.
– Ясно, – устало сказала Черышева. – Сделаем.
– Что тебе ясно? – бросила ей Стеценко.
– Хватит, девочки, надоело, – поморщилась Лаврушина.
– А ты вообще молчи, – сказала Жукова.
– Одно удовольствие вас слушать, – заметил Деветьяров. – Праздник души!
За кулисы навстречу выходившему со сцены Роману Юрьевичу почти вбежал господин Берти, сопровождаемый переводчицей и молодым человеком с видеокамерой.
– Где белье? – перевела женщина. – Когда будет реклама белья?
– Леня! – крикнул Роман Юрьевич. – Давай белье, скорее!
– Белья не будет, – ответил Шленский, куривший в углу. Женщина не стала переводить этого.
– Что? – тихо переспросил Роман Юрьевич.
– Я решил… – начал было Шленский.
– Плевать мне, что ты решил! – оборвал Роман Юрьевич. – Уно моменто! – осклабился он и повернулся к Шленскому: – Идиот! Девочки! Быстро в белье; переодеваться – бы-стро!
– Не надо! Что вы делаете? Это же позор! – От волнения Шленский даже осип. – Во что вы превращаете…
– Ну, ты у меня попоешь… – ласково пообещал Роман Юрьевич и повернулся к телохранителю: – Бегом за бельем!
Степан исчез.
Взлетев из кресла, Деветьяров оттолкнул бессмысленно всплескивавшего руками Шленского, взял Романа Юрьевича за лацканы и под женский взвизг проволок к стене.
– Я тебя, мартышка, сейчас убью! – раздельно сказал он. – Понял?
Шленский попытался остановить его, но был отброшен прочь.
– Ты понял? – переспросил Деветьяров одутловатого господина, прижатого к стене.
