Зала бледно-голубая,Лампы в матовых шарах;Здесь блистала дрянь любаяНа губернских вечерах.Но совсем иное делоВ ней свершилось для меня:В некий вечер в ней виселаНад эстрадой простыня.И ее водой смочили,Луч волшебный навели,И по кругу застрочилиГолубые корабли.И на крошечные веркиХрупкой крепостцы речнойНалетели канонеркиСтаей бабочек ночной.А потом, сыро и рыжо,Потекли куда-то вкосьКрыши гранные Парижа,Башни Эйфелевой ось.И с тех пор, неодолимо,Жизнь, бесцветна и нема,Для меня проходит мимоСиней марой cinema.
1943
АННЕ АХМАТОВОЙ
Гудел декабрь шестнадцатого года;Убит был Гришка; с хрустом надломиласьИмперия.А в Тенишевском залеСидел, в колете бархатном, юнец,Уже отведавший рукоплесканий,Уже налюбовавшийся собоюВ статьях газетных, в зарисовках, в шаржах,И в перламутровый лорнет гляделНа низкую эстраду.На эстрадеСтояли Вы — в той знаменитой шали,Что изваял строкою Мандельштам.Медальный профиль, глуховатый голос,Какой-то смуглый, точно терракота, –И странная тоска о том, что кто-тоВсем будет мерить белый башмачок.И юноша, по-юношески дерзкий,Решил, что здесь «единства стиля нет»,Что башмачок не в лад идет с котурном…Прошло семь лет…Тетрадку со стихамиДостали Вы из-под матраца в спальнойИ принесли на чайный стол, — и МузаЗаговорила строчкой дневника.И слушатель, уже в сюртук одетый,В профессорскую строгую кирасу,Завистливо о Вашей дружбе с Музой,О Вашем кровном сестринстве подумал:Он с Музой сам неоткровенен был.Не на котурнах, но женою Лота,Библейскою бездомною беглянкой,Глядела вдаль заплаканная Муза,И поваренной солью женских слезПропитывало плоть ее и кожу.Глядела вспять… На блеклый флаг таможни?Или на пятую, пустую, ложу?Или на двадцать восемь штыковых,Пять огнестрельных? Или?.. или?.. или?..И слушатель, опять двоясь в догадках,Пересыпал с ладони на ладоньПокалывающие самоцветы, –А Вы, обычной женскою рукой,Ему любезно торт пододвигали…И двадцать лет еще прошло. В изгнаньиИ Вы, и он. У кряжей снеговыхНебесных Гор, в песках МавераннаграНашли приют и крохи снеди братской.В ушах еще кряхтят разрывы бомб,Вдоль позвонков еще струится холод,
