Мне же — болезни рукаПесенкой бледного бредаТрогает вены виска.Жидкой берлинской лазурьюЖалкие жилки полныПод алебастровой хмурью,Втертой в висок тишины.Небо, намеренно голо,Веет холодным огнем:Белой облаткой ментолаБелое солнце на нем.И мировым напряженьемСтынет апрельская синьНад непонятным скольженьемУличных плоских пустынь.Это — цыганской цингоюСмерть ворожит надо мной,Вечно звенящей серьгоюВ мочке повиснув ушной.Бродишь бездомным фантомом,Тенью безмолвной кружишь,Отдан холодным истомамПод сталактитами крыш…
1943
ЖИЗНЬ
Мне шесть, а ей под шестьдесят. В наколке;Седые букли; душные духи;Отлив лампад на шоколадном шелкеИ в памяти далекие грехи.Она Золя читала и Ренана,Она видала всякую любовь,Она Париж вдыхала неустанноИ в Монте-Карло горячила кровь.Она таит в своем ларце старинномСухие розы, письма, дневники;Она могла бы объяснить мужчинамВсе линии несытой их руки.Всезнающей, загадочной, упрямой,Она заглядывает мне в глаза,Из книг возникнув Пиковою Дамой,Суля семерку, тройку и туза.Мне двадцать лет, а ей, должно быть, сорок.Он вял слегка — атлас и персик плеч,И перси дышат из брюссельских сборок,Маня юнца щекою к ним прилечь.Как сладко будет овладеть такою –Порочною, подклеванной вдовой:Жизнь надо брать с холодной головою,Пока она — с горячей головой.Она за дерзость будет благодарной,Под пальцы ляжет — нежной глины пласт, –Она мундштук подарит мне янтарныйИ том стихов на ватмане издаст.Она раскроет деловые связи,Она покажет в полутьме кулисВсе тайны грима, все соблазны грязи,Все выверты министров и актрис.Она уже не кажется загадкой,Хоть жадный взор стыдливо клонит ниц…Мне тоже стыдно, и гляжу украдкойНа трепеты подстреленных ресниц…Мне тридцать семь, ей двадцать два едва ли.Она резва, заносчива и зла,Она с другим смеется в бальной зале,С другим к вину садится у стола.Всё ясно в ней, от похоти до страхов,Хотя он лжет — лукавый свежий рот,И никель глаз среди ресничных взмаховМое же отраженье подает.Не упустить задорную беглянку!Девчонка! Ей ли обмануть меня?Билет в балет, духов парижских склянку, –И льнет ко мне, чуть голову клоня.Но горько знаешь этот пыл условныйИ медлишь, и томишься, и грустишь,И ей в глаза, как в кодекс уголовный,В минуты пауз трепетно глядишь…Мне пятьдесят, а ей, пожалуй, девять.Худа и малокровна и робка.В ней спит болезнь — ее боюсь прогневить:Столь сини жилки в лепестке виска.О, девочка! О, дочь моя больная!На солнце, к морю, в Ялту бы, в Сухум!Она всё та ж, но каждый день иная:Она слабеет, и слабеет ум.Учить ее? Читать ли ей баллады?Играть ли с нею в хальму иль в лото?Таясь, ловлю испуганные взгляды,В которых мглою проступает — ТО…
