Отсюда дана мнеТа вера, что песниПрочнее, чем камни,Чтоб стих, как в гравюреПрорезанный в медь,Сквозь бешенство буриСумел прозвенеть?
1936
МАКС
И жил он на брегах Дуная,Не обижая никого,Людей рассказами пленяя…ПушкинОгромный лоб, и рыжий взрыв кудрей,И чистое, как у слона, дыханье…Потом — спокойный, серый-серый взорИ маленькая, как модель, рука…«Ну, здравствуйте, пойдемте в мастерскую».И лестница страдальчески скрипитПод быстрым взбегом опытного горца,И на ветру хитон холщовый плещет,И, целиком заняв дверную раму,Он оборачивается и ждет.Я этот миг люблю перед закатом:Весь золотым тогда казался Макс…Себя он Зевсом рисовал охотно;Он рассердился на меня однажды,Когда сказал я, что в его чертахНе стерлось приключение с Европой.Как был он горд, что силуэт скалы,Замкнувший с юга бухту голубую,Был точным слепком с профиля его!..Вот мы сидим за маленьким столом;Сапожничий ремень он надеваетНа лоб, чтоб волосы в глаза не лезли,Склоняется к прозрачной акварелиИ водит кистью — и всё та ж земля,Надрывы скал, и спектры туч и моря,И зарева космических сиянийЛожатся на бумагу в энный раз.Загадочное было в этой страстиИз года в год писать одно и то же:Всё те же коктебельские пейзажи,Но в гераклитовом движенье их;Так можно мучиться, когда бываешьЛюбовью болен к подленькой актрисеИ хочется из тысячи ужимокПоймать, как настоящее, одну…Пыль, склянки, сохлые пуки полыниИ чобра, кизиловые герлыги,Гипс масок: Пушкин, Гоголь, Таиах,Отломыши базальта и порфира,Отливки темноглазой пуццоланы,Гравюры Пиранези и ЛорренаИ ровные напластованья книг…Сижу, гляжу. Сюда юнцом входил я,Робеющим; сюда седым и резким,Уже на «ты» с хозяином, вхожу.Всё обветшало, стал и он слабее,Но, как мальвазия, течет беседа:От неопровержимых парадоксовКружиться начинает голова;Вот собственной остроте он смеется,Вот плавным жестом округляет фразу,Сияя, как ребенок, — но посмотришь:Как сталь, спокойны серые глаза.И кажется: не маска ли всё это?Он выдумщик; он заговор создаст,Чтоб разыграть неопытного гостя,Он юношу Вербицкою нарядит,И будет гость ухаживать за ней;Он ночью привидением придет;Он купит сотню дынь и всех заставитИх ложкой есть, едва головку срезав,А после дынной кожицы шарыФонариками по саду повиснут,И вечером, со свечками внутри,Нефритово-узлисто-золотые,Они сияют сотней нежных лун…Стихи читает, и стихи такие,Что только в закопченное стеклоНа них глядеть: таких протуберанцевОни полны, — и он же, нарядясь
