убеждению, никто в мире так не заслуживает роз и подарков, как они, проститутки.

Напротив девушек рядком сидели: Виктор, Вася, Сырцов и Николаша. Поскольку на них приказы Плохиша не распространялись, они что-то лениво жевали и неспешно беседовали между собой, по принятому в России обычаю, не обращая никакого внимания на умиравших от голода женщин. Плохиш, чувствуя свою ответственность, постоянно вскакивал, нетерпеливо прохаживался и выглядывал в окно.

Мы вошли, посыпались шумные приветствия. Мы поочередно обнялись с мужчинами, включая рассеянного Виктора, и небрежно кивнули дамам. После чего нас с Храповицким усадили во главу стола. Я бросил взгляд на Виктора. Он сидел чуть поодаль, с отрешенным видом, словно он заскочил сюда случайно и на минутку. Слова он цедил небрежно и сквозь зубы.

Храповицкий провозгласил первый тост за меня и нашу сокрушительную победу в Нижне-Уральске. Едва гости успели опрокинуть рюмки, как тут же поднялся Вася и произнес речь в мою честь, почти дословно повторявшую тост Храповицкого. Я почему-то всегда чувствую неловкость, когда меня хвалят публично, а потому предложил выпить за назначение Николаши. Таким образом, перерыв между всеми тремя рюмками не составил и десяти минут.

Считая, что с официальными церемониями покончено, девушки, наконец, жадно набросились на еду, предварительно спросив у Плохиша разрешения. Мы выпили еще за Храповицкого и за хозяина, то есть за Плохиша. После столь мощного алкогольного залпа атмосфера слегка разрядилась, и беседа потекла оживленнее.

Храповицкий поманил пальцем Пахом Пахомыча, и тот тут же подскочил, что-то дожевывая на ходу.

— Сколько я тебе должен за жратву? — негромко спросил Храповицкий.

— Семнадцать тысяч долларов, — ответил Пахом Пахомыч, на всякий случай втягивая голову в жирные плечи, словно пугаясь, что его прибьют. — С копейками. Я уже в вашу бухгалтерию счет отправил.

— Ты не обалдел? — добродушно осведомился Храповицкий.

Пахом Пахомыч надулся.

— Просили на тридцать персон, — забубнил он, тряся щеками, как хомяк. — Я все лучшее обеспечил. Коньяк французский. Вина тоже французские.

— А зачем шлюхам французские вина? — встрял Плохиш, чутко прислушивавшийся к разговору. — Они бы и пивом обошлись.

— А дом Пахомычу на какие деньги достраивать? — как-то вяло отозвался Виктор. — Одна надежда нас обобрать.

Плохиш, щурясь, окинул Пахом Пахомыча оценивающим взглядом.

— А почему икра несвежая? — строго спросил он, прежде чем Пахом Пахомыч нашелся что ответить на реплику Виктора. — За такие бабки тухлую икру людям подгонять, это, в натуре, наглость.

— Как тухлая? — всполошился Пахом Пахомыч, метнувшись к столу и испуганно его оглядывая. — Свежайшая икра.

— Володя, это твой коммерсант? — повернулся к Храповицкому Плохиш. — Можно я его маленько загружу?

— Грузи до талого! — барственно разрешил Храповицкий.

— Так, в глаза мне смотри! — приступил Плохиш к Пахом Пахомычу, хватая того за грудки. — Сколько украл, быстро отвечай, не задумываясь! Где деньги зарыл?

Как любой труженик прилавка, Пахом Пахомыч бандитов боялся до обморока. Но страх перед Храповицким был сильнее.

— Я никогда не ворую! — огрызнулся он, пряча взгляд и пытаясь освободиться, не вступая, однако, с Плохишом в единоборство. — Не надо на меня наезжать!

— Ну-ка, понюхай икру! — приказал Плохиш.

Он поднес к лицу Пахом Пахомыча огромное блюдо с белужьей икрой. Пахом Пахомыч покорно наклонился, чтобы понюхать, и в эту секунду Плохиш быстрым движением хлопнул его по затылку. Пахом Пахомыч отпрянул, но было поздно. Все его лицо было перемазано икрой.

— Ты все-то не ешь! — попросил Плохиш. — Нам оставь, чуть-чуть. Володя, гляди, какой у тебя коммерсант жадный. Прямо из тарелки лопает!

Все, включая женщин, смеялись в голос. Пахом Пахомыч ругался, вытирая лицо салфеткой.

Плохиш в это время увидел что-то в окне и дернул меня за рукав.

— Пойдем, кино посмотришь, — предложил он. Мы вышли на крыльцо. Во двор въехала машина, из которой высадились две симпатичные девушки лет по двадцати пяти, обе в коротких юбках, накрашенные и оживленные. Они дождались, пока выйдет водитель, сутулый и прыщавый парень, расцеловались с ним на прощание и, цокая высокими каблуками по асфальту, побежали обниматься с Плохишом.

Водитель грустно посмотрел, как они взбегали по ступенькам, потом приблизился к Плохишу и с какой-то угловатостью, словно преодолевая себя, пожал ему руку. Лицо его при этом оставалось хмурым.

— Все нормально будет? — спросил он Плохиша несколько тревожно.

— Когда же по-другому было! — с укором ответил Плохиш.

— Ленка в прошлый раз с синяком вернулась, — угрюмо проворчал парень, избегая смотреть Плохишу в глаза и кивая на одну из девушек, рыженькую и длинноногую. Те, дожидаясь нас, стояли у двери, перебирая ногами, как скаковые лошади.

— Сама нарвалась! — возмутился Плохиш. — Ты бы объяснял ей, как себя вести с приличными людьми. А то она, как напьется, королевой себя чувствует. Пацанов стала жизни учить. Панибратство, оно до добра не доводит!

— Да я объясняю, — вздохнул парень. — Только не больно она меня слушает. Характер-то у нее, сам знаешь! Ну ладно, я тогда утром за ними приеду.

— Хочешь, сами отвезем, — предложил Плохиш. Он махнул рукой девушкам, чтобы они проходили внутрь.

— Езжай домой, чего ты торчишь! — крикнула с крыльца водителю рыженькая, и они исчезли за дверью. Водитель покривился и тяжело вздохнул.

— Нет, я уж лучше сам приеду! — подумав, решил он. — Мне так спокойнее будет.

Он простился с Плохишом, неодобрительно покачал головой, сел в машину и тронулся.

— Слышь, — повернулся ко мне Плохиш и понизил голос, чтоб не услышала стоявшая поодаль охрана. — Знаешь, кто этот парень? Муж той рыженькой. А вторая ее подружка. Обе, кстати, Ленки. Прикинь? Муж жену сам привозит на гулянки! Я от них тащусь! Он в ларьке продавцом работает. Денег нам был должен. Мы его с полгода разводили, чтоб он Ленку нам привез. Пугали, били, на счетчик ставили, — ну ни в какую! Потом к ней подъехали, денег дали, она согласилась. Первый раз боялась, тряслась вся! А теперь за уши не оттащишь. Подруг таскать начала! А че! Девкам нравится! Считай, и время провели в приятной компании, и развлеклись, и денег заработали! Он, правда, следит, змей. Каждый раз сам ее привозит и сам забирает. Заботливый, в натуре. Они на квартиру копят.

— Семейный подряд, — пробормотал я, не зная, что сказать. — Хорошо хоть, себя не предлагает.

— А мы бы и ему место нашли! — Плохиш отрывисто хохотнул. — А че? Охране бы его отдавали, чтоб на наших телок не зарились. А то, вон они, волки, как смотрят! Небось, когда по домам их развозят, договориться с ними норовят. Знаю я их!

Он шутливо погрозил охране кулаком, и мы вернулись в помещение.

— Вы куда пропали? — крикнул нам Храповицкий. — У меня к вам разговор есть.

Плохиш провел нас из зала в просторный кабинет, где стояла массивная кожаная мебель, низкий широкий стол и огромный аквариум с пираньями. Храповицкий сел в кресло, Плохиш — напротив него, а я устроился на диване.