отчаяние слабее любви. Возможно, даже сильнее. Просто у этого чувства другая природа. И цели другие. Любящая женщина стремится остаться с тобой любой ценой. Отчаявшаяся женщина любой ценой хочет выкарабкаться! И в том и в другом случае она, конечно, прежде всего, думает о себе. Но в первом, она готова чем-то пожертвовать ради тебя, а во втором, она готова пожертвовать тобой. Это — разница!

Мне стало не по себе.

— Ты хочешь сказать, что, в конечном счете, ей нет до меня дела? — спросил я севшим голосом.

— Конечно, есть! — хмыкнул Храповицкий. — И еще какое! Ведь ты ее последняя надежда! Просто ты для нее средство, а не цель. Она осталась одна. И она думает, что ты — волшебник, чье единственное назначение — разрешение ее проблем. И никому, кроме тебя, этот подвиг не по плечу. Наверное, она даже искренне восхищается тобой! Какой ты сильный! А какой смелый! Спасу нет! — Он покачал головой. — Одна незадача. Ее проблемы не решаемы! В этом весь секрет. И твоя беда. Потому что, как только она поймет, что ни тебе, ни кому другому осколки не склеить и ее бизнес не удержать, она тебя возненавидит. Переживет страшное разочарование в тебе. И будет считать трусом и негодяем. Который, подобно всем остальным, обманул ее, простодушную. Все твои усилия по спасению ее капиталов будут мгновенно забыты. Ты можешь вылезти из кожи, но, не добившись нужного ей результата, все равно останешься подлецом. И никогда ты ей не докажешь, что это не ты ее выбрал, а она тебя! В ее поступках нет логики. Я считаю, что ты можешь быть героем, если тебе надоела твоя голова. Но волшебником ты уже не станешь. Возраст не тот! Видишь ли, мы все подчиняемся тем или иным законам. У сильных — свои законы. У слабых — свои. Но они есть. И никому их не нарушить. Ни мне, ни губернатору, ни Ильичу! А она хочет жить вне всяких законов! Мы все бы хотели. Но нельзя!

— В бизнесе и в чувствах разные законы, — возразил я.

— Одни и те же! — категорически заявил Храповицкий. — Ты платишь и что-то получаешь взамен. А уж чем ты платишь, деньгами или там чувствами или еще чем-то, — это уж личное дело. Империя ее покойного мужа оказалась пшиком! Бутафорией! — Он щелкнул в воздухе пальцами. — Сплошная уголовщина: невозвратные кредиты, долги, «кидняки» и, скорее всего, трупы. Это фундамент. А то, что сверху — неважно. Значит, все это нужно возвращать. Срочно! Иначе — убьют, как убили Хасанова. Это же ясно дураку! Но не ей. Она не хочет отдавать! И умирать тоже не хочет! Самое умное из того, что она может сейчас сделать, это бросить все и переехать жить к тебе. С детьми и кошкой. Бежать! Бежать! Чем скорее, тем лучше. Пусть грабят, что осталось! Пусть делят! Пусть убивают друг друга! Забыть, как страшный сон весь этот Нижне-Уральск и бизнес своего мужа. Я не знаю, готов ли ты принять ее с детьми и кошкой. Но самое смешное, что она к этому не готова! Она не желает бежать! Даже не помышляет об этом. Ей нужно совсем не то. Она надеется, что долги ее мужа похоронили вместе с его телом. А она останется богатой, деловой и независимой женщиной. Задумано красиво. Но как это осуществить?! Бороться сама со всем миром она не в состоянии. И она перекладывает эту почетную обязанность на тебя. По сути, она пытается назначить тебя завхозом по наворованному имуществу. И наградой за твои старания тебе будет ее любовь. Ах да, извини! Еще пуля в лоб. Чуть не забыл про такой пустяк! Но по сравнению с ее любовью, это — мелочи. Она будет рыдать у твоего гроба. И наденет черное платье от «Шанель». Которое тебе так нравилось!

Я уже десять раз пожалел, что заговорил с ним об этом. В иных ситуациях его мнения лучше было не спрашивать. Потому что он высказывался просто и жестко, не особенно заботясь о чувствах собеседника. Он был деловым человеком. Я, видимо, нет. Я криво усмехнулся.

— Ты сегодня как-то особенно… — я запнулся, подыскивая слово, — беспощаден.

— Разве? — удивился Храповицкий, не то искренне, не то притворно. — А я-то полагал, что говорю вещи, тебе самому давно понятные. Не такой же ты романтик, как иногда пытаешься показать. Иначе, как бы ты со мной работал? И как бы устраивал фокусы, подобные вчерашнему! Впрочем, я не вмешиваюсь во все это не потому, что полагаюсь на твое благоразумие. А потому, что, согласно всем существующим законам, писаным и неписаным, любой из нас получает то, что ему полагается. И ты не сможешь пропасть вместо нее. Даже если очень захочешь.

— А вместе с ней? — спросил я из безотчетного чувства протеста. С вызовом.

Храповицкий подумал, прежде чем ответить.

— Вместе с ней, наверное, можешь, — решил он наконец. — Особенно, если постараешься. Но это уже твой выбор. Тут я тебе не смогу помешать. Скажи только заранее, какой костюм мне надеть на твои похороны.

Резиденция Плохиша располагалась довольно далеко за городом, как раз на полдороге между Уральском и Нижне-Уральском. То, что Плохиш называл «кемпингом», было большим и мрачным двухэтажным строением из серого кирпича, напоминавшим не то казарму, не то тюрьму. Сходство дополнялось высоким облезлым каменным забором с натянутой колючей проволокой. К зданию прилегала огромная неухоженная территория.

Чужих сюда не пускали. На въезде, в закрытой будке, сидели вооруженные охранники. Своим воровато-подозрительным видом они чем-то напоминали Плохиша. Кстати, ближнее окружение часто копирует нас, но почему-то всегда в самом пародийном варианте. Охрана Храповицкого, например, так же, как и его секретариат, держалась до смешного высокомерно. В своих я порой с отвращением наблюдал какую-то самоуверенную тщеславную вальяжность. Впрочем, я тешил себя надеждой, что они нахватались этого у Васи. А у кого же еще? Не у меня же, в конце концов!

В этой берлоге Плохиш проводил большую часть времени, здесь собиралась его бригада и сюда привозили коммерсантов для отчета. Мне случалось заезжать сюда раз или два, но днем и ненадолго. Мальчишник мы проводили у Плохиша впервые.

У входа стояло десятка полтора машин и толпа охраны. Из чего следовало, что народ уже собрался и пребывает в боевой готовности. На крыльце, поджидая нас, маячил Пахом Пахомыч, бросая свирепые взгляды по сторонам. Он обнялся с Храповицким, изобразив радушную улыбку, потом вспомнил про меня и сунул заодно руку и мне. После чего отвернулся и больше уже не обращал на меня внимания. В присутствии шефа других людей для него не существовало.

Мы прошли в длинный узкий зал, довольно темный, с деревянными стенами, на которых были развешаны портреты советских вождей, выполненные в бравурной манере социалистического реализма. Плохиш почему-то находил пикантным проведение разнузданных оргий под строгими взглядами коммунистических лидеров. Однако многочисленные пулевые отверстия в портретах свидетельствовали о том, что братва не разделяла его вкусы и, напиваясь, принималась палить по бывшим блюстителям коммунистической морали.

Впрочем, сейчас меня занимали не портреты. Как только мы шагнули внутрь, у меня зарябило в глазах. Не менее двадцати девушек сидели за щедро накрытым столом, пожирая голодными взглядами стоявшие перед ними блюда. Вероятно, Плохиш на правах хозяина запретил им притрагиваться к чему- нибудь до нашего прибытия, дабы не портить натюрморт.

Плохиш постарался представить всю цветовую и плотскую палитру. Здесь были блондинки и брюнетки, толстые и худые, развязные и робкие. Три или четыре были по-настоящему красивы, человек шесть выглядели так, словно их подобрали на вокзале, не успев как следует отмыть, остальные были вполне заурядными, если не считать яркого макияжа и откровенной одежды. Впрочем, поначалу все немного смущались, держались чинно и переговаривались приглушенным шепотком. Время от времени они искоса бросали на мужчин завлекающие взгляды, в которых вместе с опаской читалось предвкушение веселья.

Кстати, порядочные женщины перед первой встречей почему-то всегда настраиваются на худшее, испытывают страх и оттого в последнюю минуту иногда срывают свидание, о чем потом часто жалеют. В отличие от них проститутки едут на вечеринку с радостной надеждой. Подобно тому, как игроки, отправляясь в казино, рассчитывают только на удачу и никогда не вспоминают о потерях, проститутки в глубине души свято верят, что рано или поздно среди тех, кто вскладчину любит их в банях, вдруг да окажется наследный принц. Который заберет их в другую страну и будет осыпать розами и подарками. Поскольку, по их