разговариваю.

— Тогда можно помедленнее? — попросил я.

— Слушай меня, сынок! — В его голосе звучало ликование. Мне даже показалось, что я вижу, как он пританцовывает. — Сегодня вечером будет грандиозная пьянка по поводу подстроенного тобою гениального гадства! Собираемся у Плохиша в кемпинге. Телок, кстати, он пообещал обеспечить Пусть отрабатывает свою поездку! Я за тобой заеду. Дрыхни дальше, сынок, тебе предстоит трудная ночь!

Он заехал за мной в начале пятого и прямо в прихожей набросился на меня с объятиями. Я давно не видел его таким довольным.

— Молодец! — восклицал он. — Молодец! Наш первый захват вражеской территории! Пусть знают враги!

Его многочисленная охрана, наблюдая эту сцену, неловко топталась позади, озадаченная столь открытым порывом со стороны своего обычно важного и сдержанного шефа.

Через некоторое время он, впрочем, успокоился и, когда мы сели в машину, заговорил в привычной ему насмешливой манере.

— Учишься, значит, чему-то у меня. Выходит, не совсем пропащий! Глядишь, так и дослужишься до должности секретаря у Виктора. Он, кстати, ходит сегодня мрачнее тучи. Веришь, он бы еще пару миллионов отдал, только чтобы у нас с тобой ничего не получилось. Не понимаю я такого отношения к бизнесу! — Храповицкий покрутил головой. — Какие здесь могут быть эмоции! Заработали — радуйся! Прогорели — думай о том, где украсть, чтобы убытки возместить. Тут нет друзей и врагов тоже нет! Есть партнеры и конкуренты.

Он удовлетворенно хрюкнул и неожиданно заключил:

— Правда, сегодня я сам, грешный человек, не мог отказать себе в маленькой радости. Два раза к Виктору лично заходил, поздравлял с победой и спрашивал, как мы будем тебя чествовать? А когда понял, что он сейчас на меня с кулаками набросится, то вернулся в свой кабинет и подписал назначение Николаши управляющим банка. Виктор ведь эту должность для своего двоюродного брата давно просил. Но разве попрешь против губернатора? — Храповицкий притворно вздохнул. — В порошок сотрет. Такой суровый человек.

— Кстати, о деньгах, — вспомнил я. — Тут тебе сдача полагается.

Я достал из сумки оставшиеся пятнадцать тысяч долларов и протянул Храповицкому. Он не взял деньги и посмотрел на меня как-то странно.

— Слушай, — несколько смущенно проговорил он. — Ты что, хочешь сказать, что никогда не зарабатываешь на этих выборах? — Он деликатно покашлял. — Между нами, а? Всегда тратишь столько, сколько у меня берешь?

— Ты спрашиваешь о том, ворую ли я у тебя? — Я скорее удивился, чем обиделся.

— При чем тут воровство! — торопливо возразил Храповицкий. — Просто, как-то так повелось, что цену вопроса ты устанавливаешь сам. Если она меня устраивает, я соглашаюсь. И какая мне разница, как ты расходуешь деньги, если достигаешь нужного результата! Как-то само собой предполагается, что ты закладываешь свои комиссионные. Это же нормально! Все так поступают. Мы несколько раз обсуждали данную тему с Виктором и Васей. И даже Виктор согласился с тем, что в случае, если ты побеждаешь, не наше дело, сколько ты берешь себе.

Я все-таки обиделся.

— Странный ты человек, — пожал я плечами. — Работаешь со мной три года, доверяешь мне миллионы и полагаешь, что я краду.

— Ну, что ты надулся! — всполошился Храповицкий. — Уж и спросить нельзя! Как все-таки с вами, с творческим народом, тяжело работать! Хуже женщин! И вообще я не понимаю, почему всеяна меня только орут! Кто только мной не помыкает! И губернатор, и Виктор, и ты! Я у вас как негр безответный. Спасибо, что хоть не бьете. Давай-ка так. Эти пятнадцать ты оставляешь себе. И с меня еще столько же.

— Брось, Володя, это много! — Я даже немного растерялся.

— Я все равно хотел тебе дать тридцатку премии, если все получится, — быстро принялся сочинять Храповицкий. —А теперь, считай, половину сэкономил. Как нажился. — Я знал эту особенность его рационального мышления: материальное поощрения он считал лучшим доказательством симпатии. Иным проявлениям любви он не доверял. — Да, самое главное! — Он резко сменил тему. — Про Маринку!

— Что про Маринку? — удивился я. — Я полагал, что с этой темой покончено.

— Как же! — усмехнулся Храповицкий. — Не в моем характере! Тема будет закрыта, когда мы все выясним. Я велел Савицкому поставить на прослушку ее телефоны и организовать круглосуточное наружное наблюдение. В таких вопросах не должно оставаться сомнений. Не забывай, — добавил он важно, — речь идет о моей женщине.

— Ну и что ты выяснил?

— Два раза ей звонил муж ее подруги. Сам. Рекомендовал ей какой-то автомобильный сервис. Якобы для ремонта ее машины. Предлагал съездить с ней вместе. Конечно, это может ничего не означать. А может означать многое.

— Что значит, многое? — поразился я.

— Свидание, например! — ответил Храповицкий убежденно. — С чего это вдруг такая забота о посторонней женщине?! К тому же она и знать не знает, где чинят ее машины. Этим другие люди занимаются! Да сам факт, что муж подруги звонит моей женщине, уже доказательство. Я же не звоню его жене!

— Слишком старая? — осведомился я с сочувствием.

— Маринкина ровесница, кому она нужна! — с раздражением воскликнул Храповицкий, прежде чем распознал подвох. — Брось свои идиотские шутки! — взвился он, поняв свою ошибку. — Друг называется! Короче, будет у Плохиша работенка.

Последнюю фразу он добавил без всякой иронии, даже с угрозой. Я понял, какое задание получит сегодня Плохиш, но спорить пока не стал, надеясь, что Храповицкий остынет и все само собою уляжется.

— Раз уж мы заговорили о женщинах. — Я все-таки решил задать вопрос, не дававший мне покоя. — Объясни, почему ты пошел на эту сделку с Собакиным?

Он сразу стал очень серьезным.

— Андрей, — медленно заговорил он, подбирая слова. — Честно говоря, мне глубоко наплевать на этот азотный комбинат. У нас были и более убыточные проекты. Но я ненавижу проигрывать! Когда я вступаю в любое состязание, то победа для меня вопрос жизни и смерти. Даже если это дружеская партия на бильярде. В этом для меня смысл моей деятельности! Я должен побеждать! Такая уж у меня порода. Что же касается твоей… короче, госпожи Хасановой… Вот, кстати, почему я не смешиваю личные отношения и бизнес. Вредно и для дела, и для здоровья. Эмоции увеличивают риск поражения. А в бизнесе необходим холодный расчет. — На эту тему он мог говорить часами. Это был его конек. — Так вот, я никогда не даю советов людям относительно частной жизни. Тем более, что их никто не слушает. Из всех трудных женщин ты почему-то выбираешь самых невозможных. Так уж ты устроен! И каждый раз ты готов жертвовать ради них самым дорогим, что у тебя есть. Я имею в виду мной и моими деньгами. Не могу сказать, что это меня не задевает, но я стараюсь относиться к этому с пониманием. Разумеется, в целях нашей обоюдной безопасности я принимаю меры предосторожности, за что каждый раз терплю от тебя незаслуженные скандалы. Ведь из нас двоих я жадный, беспринципный и безжалостный, а ты добрый и радеешь за все человечество. Что, между прочим, полный бред! Мне порой кажется, что лучше бы ты увлекался прыжками без парашюта. Ломал бы ты себе ноги, руки, зато обходился без ненужных душевных переживаний. И меня бы не терзал.

— Про страдальца я уже где-то слышал! — перебил я. — Признайся, все дело в том, что она тебе не нравится?!

Он задумчиво потер подбородок.

— Она мне не очень нравится, — согласился он. — Но дело это не мое. Главное, чтобы она нравилась тебе. Если ты приведешь ко мне крокодила, я, ради тебя, буду общаться с крокодилом! Вопрос не в этом! Я не считаю, что со стороны виднее, просто со стороны все выглядит немного иначе. Вы, например, уверены, что между вами безумная любовь. На самом деле, у нее это просто отчаяние. Заметь, я не говорю, что