камня на засыпанной песком площадке в двадцать квадратных ярдов. Хобу этот садик очень нравился. Хотя себе он такого позволить не мог. Прежде всего у него не было ни времени, ни сил ежедневно разравнивать песок граблями и убирать каждый лист и прутик, упавший на него за ночь. Собственная фазенда Хоба была загромождена вещами. Тем более он ценил роскошную простоту жилища Питера.

В то утро, когда Хоб заехал к Питеру, вилла казалась пустой. Хоб покричал хозяев, как было принято на острове, когда заезжаешь в гости без предупреждения. Никто не ответил. Но машины Питера и Дэви стояли перед домом. Поэтому Хоб прошел за дом. Там он нашел Дэви. Она была в сиреневом сари, пышные темные волосы собраны на макушке. Дэви месила к обеду хлеб с цуккини.

– Привет, Хоб!

– Я покричал, а вы не отзываетесь…

– Отсюда ничего не слышно. Говорила я Питеру, что надо установить систему внутренней связи, а он и слышать не хочет. Он ведь у нас стремится к единению с природой.

– Хозяин тут?

– Владыка в амбаре, беседует с духами.

– Ну ладно, тогда не буду его беспокоить.

– Да ничего, проходи. Питеру и его духам совсем не помешает новая компания.

Дэви была невысокая и хорошенькая. Черные волосы отливали медью – видимо, она красилась хной. Она выглядела диковинно даже на этом экзотическом острове. Дэви была дочерью английского инженера, строившего плотину в Раджаспуре, и светлокожей раджаспурской принцессы. По крайней мере, так утверждала она сама. Узнать о ком-то правду здесь, на Ибице, было довольно трудно: все рассказывали о себе то, что им было по вкусу.

Хоб поднялся по каменным ступеням, ведущим через бамбуковую рощицу, обогнул прудик-лягушатник, и вышел к амбару, расположенному на задах усадьбы. В таких амбарах местные жители держали плоды рожкового дерева, а Питер – марихуану, свое несравненное, собственноручно выращенное зелье. Торговля наркотиками была его профессией, а изготовление и потребление – хобби.

Когда Хоб вошел, Питер поднял голову и посмотрел на него. Он обрезал один из больших кустов марихуаны, сидящих в горшках, изящными вышивальными ножничками. На чистом шелковом платке рядом с горшком красовалась кучка золотисто-зеленых листьев. С ним был еще один человек – очень высокий юноша с кожей цвета кофе с молоком. Хоб уже встречал его на какой-то вечеринке. Юноша был из Бразилии. Говорили, что он богат – или, по крайней мере, отец его очень богат – и встречается с Аннабель, которая живет сейчас где-то в Ибица-Сити.

Хоб заехал спросить, собирается ли Питер начинать занятия по буддистской медитации, которые он спонсировал. На Ибице, где в те времена телефоны были только в конторах и офисах, если ты хотел что-то у кого-то узнать, приходилось приезжать к этому человеку лично либо надеяться, что в один прекрасный день ты встретишься с ним в какой-нибудь кофейне, в ресторане или на пляже. Но последнее могло занять слишком много времени, так что, если ответ был тебе нужен в течение недели, приходилось ехать в гости.

– Да нет, надо еще обождать, – ответил Питер. – Солнечный Джим согласился вести занятия, но сейчас он уехал в Барселону, за мотоциклетными запчастями для своего магазина.

– О'кей, – сказал Хоб. – Тогда не будешь ли ты так любезен дать мне знать, когда они начнутся?

– Можешь на меня рассчитывать, – сказал Питер.

– Да, и еще хотел тебя спросить, – сказал Хоб. – Ты когда-нибудь слышал про такой наркотик – «сома»?

– А как же! Классический наркотик древней Индии. И еще бог такой. А что?

– Да вот, поговаривают, что его производят и в наше время.

– Сильно сомневаюсь, – сказал Питер. – Рецептов не сохранилось. Никто не имеет ни малейшего представления, из чего его делали. По-моему, тебе просто кто-то навешал лапши на уши, старик.

– Парижская полиция думает иначе, – возразил Хоб.

– Французы – все параноики, – сентенциозно заметил Питер. – Франция – родина теории заговора. Это началось еще с тамплиеров. Этьен, ты когда-нибудь слышал про такую штуку?

– Нет, – ответил Этьен. – Но если эта «сома» появилась в продаже, я хотел бы попробовать. Хоб, а при чем тут французская полиция?

– Ну, мне кажется, ни для кого не секрет, что на этой неделе в Париже грохнули Стенли Бауэра. Так вот, французы думают, что он распространял некий наркотик, именуемый «сома».

– Надеюсь, они ошибаются, – сказал Питер.

– Почему? – спросил Хоб.

– Эта новомодная штука может сильно навредить моему бизнесу.

– Пойду попрошу Дэви заварить мне чайку, – сказал Этьен. – Пока, ребята.

И вышел на залитый солнцем двор. Питер неторопливо свернул косячок из только что нарезанной марихуаны. Косячок он сворачивал так, как это принято в Вест-Индии – из пяти листков бумаги, так что в результате вышло нечто, похожее на сигару. Пока Питер возился с косяком, оба они молчали – забивание косяка было почти что священнодействием для Питера, одного из самых известных торговцев наркотиками на острове, не любившего распространяться о своем ремесле.

Завершив работу, Питер протянул косяк Хобу. Тот аккуратно прикурил его от деревянной спички, затянулся раз пять, одобрительно кашлянул и передал Питеру. Питер затянулся. Оба уселись в деревянные кресла, стоящие в амбаре, и некоторое время молчали. Первый косяк дня – это священный момент.

Наконец Питер спросил:

– Как твое агентство?

– Нормально, – ответил Хоб.

После этого они курили молча. В разговорах нужды не было. Через полчаса Хоб поехал к себе домой, в состоянии приятного кайфа, с унциевым «храмовым шариком» в кармане. Питер делал эти шарики из отборного пакистанского гашиша и заворачивал в голубой целлофан – это был его фирменный знак. Ценный подарок. В последнее время дела Питера шли так хорошо, что ему уже не было нужды торговать своими «храмовыми шариками». Теперь он приберегал их в качестве сувениров для близких друзей.

Сложность расследования на Ибице зависит только от вас. Если интересующий вас человек проживает в поселке Санта-Эюлалиа, первое, что надо сделать, – это отправиться в «Эль Киоско», кафе под открытым небом в центре городка. «Эль Киоско» расположено в верхней части вымощенного плиткой прямоугольника, спускающегося к морю, рядом с памятником Абелю Матутесу.

Хобу не потребовалось много времени, чтобы разузнать о Стенли Бауэре. Этот мужик вечно жил в гостях у кого-то из англичан, вечно без гроша в кармане, но одевался весьма прилично: хороший костюм для профессионального «сеньора из общества» – такая же необходимая вещь, как гаечный ключ для автомеханика. И хорошие ботинки тоже. Стенли Бауэр запомнился обществу своей коллекцией туфель от Балли. И еще у него были золотые часы от Одмара Пике – скорее всего, гонконгская подделка, но ведь не станешь же ты заглядывать под крышку чужих часов, чтобы выяснить, настоящие они, или нет.

Хоб удачно выбрал время для расспросов – послеобеденное, незадолго до открытия магазинов после полуденной сиесты. В кафе сидела толпа аборигенов, у ног которых, точно собаки, теснились соломенные сумки, ожидающие, когда их наполнят вечерними покупками.

Томас-датчанин сидел за средним столиком, высокий, белокурый, в своей обычной синей капитанской фуражке.

– Стенли? А как же. Я его видел на той неделе. Говорят, в Париж уехал. А что, он тебе должен?

– Да нет. Мне нужна его помощь в расследовании.

Томас и его приятели дружно расхохотались. В те времена никто не принимал Хоба с его агентством всерьез. Зауважали его позднее, когда на остров явился старый итальянец, за поимку которого была назначена награда.

– Попробуй узнать у его старухи, – сказал Томас.

– А кто она? – спросил Хоб.

– Аннабель. Не француженка, а другая Аннабель, из Лондона. Ты ведь ее знаешь, верно, Хоб?

– Да, конечно. Но я не знал, что она жила со Стенли. Как она?