соседей маски.

— Держись от меня подальше, — велел я, выпуская Энди и отходя. — Главное, не теряй меня из вида.

— Куда мы?

— Давай зайдем в парк развлечений. Там будет легче ориентироваться; парки «Темы» я знаю как свои пять пальцев.

Мы продолжали двигаться на север; возбуждение в толпе все нарастало.

— Мне кажется, что я голая, — призналась Энди, снова придвигаясь ко мне. — Как будто все знают, что я здесь. Не вижу никаких отдыхающих; только нас с тобой. И все пялятся на нас, потому что знают, кто мы такие.

— Не останавливайся. — Я снова отошел от нее.

Кто-то схватился за мою маску, но я отшвырнул его.

Ретивый искатель награды попробовал было погнаться за мной, но вскоре нас разделила бурлящая толпа.

Я пригнулся пониже и ускорил шаг.

— Я за тобой не успеваю! — пожаловалась Энди, с трудом нагнав меня. — Смотри, смотри! — Она показала вверх со страхом в голосе.

Изображение на рекламной растяжке изменилось. Там появилась моя маска.

Уличный торговец… Иначе и быть не может! Вспомнил нас и хочет получить обещанную награду — целых двадцать миллионов.

Я тут же сорвал с себя маску и бросил ее на мостовую. Обрадовался, увидев, что Энди делает то же самое. Мы получили небольшую передышку; теперь все будут выискивать маски, а не наши лица. Наверное, как выглядит мое истинное лицо, все тут же позабыли.

Я вспомнил о смарт-карте, которую дал мне Бонэм. Пора уходить в подполье! Я схватил Энди за руку и потащил в ближайший узкий переулок. В нем стояли несколько дорогих магазинов; людей здесь почти не было. Избавившись от соглядатаев, я побежал, волоча девушку за собой. В конце переулка я увидел кирпичную стену, облепленную рекламными объявлениями. Что делать дальше, я толком не знал.

— Давай я пойду первая, — предложила Энди.

— Карта сработает только от моей руки.

— Ладно. Мы с тобой держимся за руки, значит, без проблем пройдем сквозь стену. Главное — не отходить друг от друга, — торопливо учила Энди. — Как только окажешься на той стороне, сделай несколько шагов вперед и остановись. Не верти головой, никуда не сворачивай. Если останешься на том же месте, с нами ничего не случится, мы не заблудимся. А если мы заблудимся, то ни за что не найдем дороги назад.

Я шутливо поклонился, словно отдавая дань ее познаниям:

— Пошли!

Мне стало легче, когда я понял, что за нами никто не следит. Взял карту в левую руку, а Энди держал правой. Потом я вытянул левую руку и прикоснулся к стене. Послышался тихий треск — и вдруг я прошел сквозь стену. Ощущение было такое, словно я ночью вышел из теплой комнаты на мороз.

За стеной ничего не было. Невероятно! Ни теней, ни света, ни звука, ни движения воздуха. Я оказался в черном безжизненном вакууме.

Я почувствовал, как Энди сзади тронула меня рукой. Кроме прикосновения ее теплых пальцев, я не чувствовал совсем ничего. Я сжал ей руку; она тоже ответила пожатием. Как она и велела, я сделал пять шажков вперед. Потом остановился и стал ждать, не оборачиваясь, не шевелясь.

Она наткнулась на меня; я по-прежнему стоял неподвижно. Энди обошла меня, повернулась ко мне лицом и прильнула ко мне. Я обнял ее. Она положила голову мне на грудь и обхватила обеими руками за талию. Мы стояли молча, в безопасности, в довольстве.

— А как же Тибор? — спросил я через какое-то время.

Ответа не последовало. Я понял, что Энди меня не слышит.

Я приложил губы к самому ее уху и повторил:

— А как же Тибор?

От неожиданности она вздрогнула, тихо хихикнула и тоже прижалась губами к моему уху:

— Если он не захочет, чтобы его нашли… его ни за что не найдут!

Ее голос доносился словно с противоположного конца длинной трубы. Я приложил губы к ее уху и сказал:

— Извини, что втравил тебя во все.

— Ничего, ничего… Давно у меня не было такого приключения! Ты лучше о себе подумай… Как же теперь ты?

— Не знаю.

— Мне жаль твоего друга.

Я снова вспомнил о гибели Микояна — пока мы бежали, я старался о нем не думать. Микоян был хорошим, славным человеком и не заслужил такого страшного конца… Меня постепенно захлестывало чувство вины. Микоян попал в беду из-за меня! Но о нем не знал никто… кроме Бонэма.

Энди действовала решительно и отвлекла меня от мрачных мыслей. Она выправила мою рубашку из брюк, просунула под нее ладони, провела руками по моему позвоночнику.

— Эй! — удивился я.

Но меня никто не услышал.

— У меня что, руки холодные? — хихикнула она прямо мне в ухо.

— Нет. — С моих губ слетел стон. Сейчас совсем не время… особенно после того, что случилось. Но я не мог справиться с первыми волнами возбуждения; она ласкала меня своими теплыми руками, гладила, обнимала. Очень странное ощущение! Хотя она прижималась ко мне вплотную, я ее не видел. Даже не слышал ее дыхания.

Дальше все стало еще более странным. Я чувствовал что-то, только когда Энди прикасалась или прижималась ко мне; темнота и тишина перемежались на удивление острыми уколами, как ударами тока, когда она ласкала меня. Я переминался с ноги на ногу; возбуждение росло. Я крепче прижал ее к себе.

— Я же сказала, не двигайся, — произнесла она словно в трубу, прижав губы к моему уху. Поскользнулась, но я не дал ей упасть. Потом понял, что она привстала на цыпочки. — Ты должен стоять тихо, — повторила она, — иначе забудешь, куда идти, и мы никогда отсюда не выберемся.

Я послушно застыл на месте; она быстро расстегнула «молнию» на моих брюках. Под действием нового, незнакомого ощущения я задрожал. Стало жарко… сердце билось все чаще. Никогда еще я не испытывал ничего подобного. Пожалуй, ближе всего то, что я чувствовал, было к «приходу» после укола героина. Вот Энди отпрянула, всего на долю секунды, и меня сразу зашатало. С трудом восстановив равновесие, я стал ждать ее в тихой, неподвижной тьме. Потом она снова приблизилась словно из ниоткуда и, к моему удивлению, спустила с меня брюки. Я не видел ее, но чувствовал ее наготу.

Я притянул ее к себе, приподнял так, чтобы можно было дотянуться до ее губ, и начал ее целовать. По тому, как жадно она ответила, я понял: поцелуй важен не только для меня, но и для нас обоих. Ощущения усиливали кромешная тьма и полная тишина. Мы прильнули друг к другу, целовались и любили друг друга.

Оказалось, это так просто — стать одним целым. Соединились не только наши тела, но и чувства. Мне показалось, что теперь мы уже не сможем разлепиться. Мы двигались в унисон, а губы продолжали исследовать друг друга.

— Я люблю тебя, — сказала она, и на сей раз я отчетливо расслышал в темноте ее слова.

— Я люблю тебя, — отозвался я, искренне веря в то, что говорю. Раньше я никогда еще и никому не признавался в любви… Я взял ее за плечи и отчетливее повторил в самое ее ухо: — Я люблю тебя!

— Я тоже тебя люблю, — ответила она.

— Я в самом деле тебя люблю, — сказал я — снова в темноту, чувствуя ее близость. Потом вернулась тишина.

Я понимал, что сказанного мало, недостаточно. Мне хотелось сказать что-то еще. Мне стало грустно. Больше я ничего сказать не мог.