метров. Наверное, когда температура воздуха чуть повыше (градусов пятнадцать ниже нуля), сюда приезжают любители зимнего купания. Но в последние несколько дней было так холодно, что даже самые отважные «моржи» предпочли остаться дома. Поскольку сегодня полынья не эксплуатировалась, сверху она слегка затянулась ледком и в темноте была практически незаметна. Я почувствовала, что что-то идет не так, когда с разбегу вылетела почти на середину полыньи. Корка льда под лыжами затрещала (в приключенческой книге обязательно написали бы — угрожающе затрещала), я резко сбавила темп и осторожно заскользила к противоположному краю. Выбравшись на толстый лед, я не поспешила дальше, а, напротив же, развернулась навстречу своим преследователям и приветственно помахала им палкой.

Расчет был нехитрый, основанный на знании человеческой психологии. Люди в машине имеют ко мне претензии, особенно Васька, чей авторитет в глазах «членов ордена» упал ниже плинтуса. Кипя праведным гневом, он ничего, кроме меня, вокруг не видит, в том числе и полынью. Правда, если за рулем сидит Георгий, он может оказаться гораздо внимательнее. А если за рулем тот третий, неопознанный мной мужик… Хотя почему неопознанный? Васька же мне подробно рассказал, кто входил в их доморощенный верхнеяйвинский иезуитский орден; третий — это наверняка Илья собственной персоной. Инфантильный, несамостоятельный в решениях субъект, за право дружить с которым в свое время так сражались Васька и Георгий. Если за рулем Илья, то он вряд ли будет биться за дружбу со мной. Скорее он предпочел бы скинуться на венок на мою могилку — слишком уж я в курсе его интимных тайн.

Неплохо бы снять штаны и продемонстрировать им голую задницу, тогда уж точно, кто бы ни сидел за рулем, надавит на газ до упора, дабы стереть с лица земли такую личность, как я. Жаль, на дворе зима, моя многострадальная задница успеет обледенеть раньше, чем я должным образом «подниму ярость масс». На всякий случай я еще раз взмахнула палками и покачала туловищем, чтобы те, в автомобиле, поняли, что я издеваюсь. Они поняли. Мотор взревел, из-под колес вылетела снежная пыль… Машина мчалась прямо на меня, как богиня мщения Эриния.

Осталось пятьдесят метров, двадцать, десять… Ба-бах! — машина выехала на тонкий лед, который немедленно просел, колеса и бампер мгновенно ушли под воду. Горячий капот вступил в соприкосновение с корочкой льда, мгновенно заработало какое-то из уравнений термодинамики: капот отдавал тепло, которое немедленно превращалось в работу по таянию льда. Задние колеса еще крутились, а передние медленно, но верно начали погружаться в воду. Не гибель «Титаника», конечно, но все равно очень эффектное зрелище. Я завороженно смотрела, как уходят под воду, продолжая при этом светить, фары, как вдруг до меня дошло, что в машине сидят люди. И хотя с данными конкретными людьми меня связывают совсем не дружеские отношения, я не могу, не имею права равнодушно смотреть, как они погибают. Я отстегнула лыжи и, взяв их в руки, побежала вокруг полыньи — вылезать они будут, скорее всего, через заднюю дверь.

Я оказалась права — не зря в свое время пересмотрела столько фильмов-катастроф. Машина, издав крайне неприятный звук, просела еще ниже и накренилась на левый бок. Задняя правая дверь слегка приоткрылась, затем некто, сидящий внутри, хорошенько пнул ее, и дверь распахнулась почти полностью. Появились чьи-то руки, одна из которых пыталась придержать дверцу. При таком фиговом освещении (фары из-под воды продолжали светить, что меня удивляло — мне всегда казалось, что при соприкосновении воды и электричества происходит короткое замыкание) идентифицировать обладателя рук не удалось. На всякий случай я подошла поближе и подготовила лыжу. Руки тем временем ухватились за края, после чего в дверном проеме показалась голова. Как всегда, мне страшно повезло. Первым из тонущей машины выбирался Василий. Увидев меня, он громко выругался (видимо, ему было неприятно, что в роли рейнджера-спасателя выступаю я), но желание остаться в живых пересилило личную неприязнь, и он попросил меня о помощи. Сделал он это достаточно своеобразно.

— Что стоишь, дура? — возопил мой недавний пленник, пытаясь подтянуться на руках, отчего машина просела еще ниже. — Не видишь, мы тонем!

Я на него даже не обиделась. Трудно ожидать вежливого обращения от человека, по природе своей грубого и невоспитанного, находящегося к тому же в состоянии аффекта. Ничего не ответив, я легла на живот и протянула Ваське лыжу. Он вцепился в нее обеими руками, а я попыталась отползти подальше от края полыньи, подтягивая лыжу вместе с Васькой. Дело продвигалось крайне медленно; Василий, как я уже упоминала раньше, был крупным мужчиной с хорошо развитой мускулатурой, тащить его было нелегко. Я старалась, но эффективность приложенных усилий оставалась низкой, а время, увы, работало не на нас. Пока я спасу этого, двое других утонут.

Чтобы дело пошло побыстрее, Васька активно отталкивался ногами, причем точкой опоры ему служил корпус машины. С каждым рывком автомобиль проседал все ниже и ниже. Наконец Ваське удалось навалиться животом на край полыньи. Он решительно отбросил лыжу, подтянулся на руках и вылез на крепкий лед. Встав на ноги, недобро зыркнул в мою сторону, но отношения выяснять не стал, потому что в дверном проеме показалась голова Георгия. Я на всякий случай отошла подальше, готовая в любой момент дать деру. Через пару минут Георгий тоже выбрался и встал рядом с Васькой. Одежда у них была насквозь мокрая, и если в течение ближайших двадцати минут они ее не сменят, я вообще могу не беспокоится: в следующий раз я увижусь с ними на похоронах. Причем они будут лежать в гробу, а я — стоять в толпе скорбящих.

В очередной раз я подивилась мудрости Востока. Ведь есть же у них поговорка «Сиди спокойно у реки, и рано или поздно мимо проплывет труп твоего врага». В моем случае вместо реки озеро, но суть от этого не меняется.

Через минуту стало ясно, что восточные мудрости не всегда нам подходят, а я рановато расслабилась. Мои враги выглядели потрепанными и замерзшими, но до трупного окоченения им было еще далеко. Вместо того что-бы кинуться на выручку оставшемуся в машине Илье, они двинулись в мою сторону.

— Эй, — крикнула я, пятясь задом, — вы чего это задумали?!

Они ничего не ответили, лишь прибавили шагу. Сообразив, что мирные переговоры не состоятся, я развернулась и побежала. Каждый шаг больно отдавался в ушибленной ягодице, разбитая губа на морозе тоже вела себя не самым лучшим образом, и, наверное, не было в данную минуту человека несчастнее меня — как обидно проиграть на последней минуте!

Они догнали меня метров через пятьдесят. Здоровый лось Васька налетел сзади, и я упала, успев, правда, выставить вперед руки, чем здорово смягчила приземление. Противник тоже не удержался на ногах и свалился прямо мне на спину. Весил он по ощущениям моей спины килограммов триста, не меньше. И все эти триста килограммов сейчас давили на травмированную левую ягодицу. С трудом сдерживая крик, я подумала, что некоторым, чтобы стать убийцей, достаточно всего лишь неудачно свалиться кому-нибудь на спину. Переломанные ребра и смерть в результате асфиксии этому «кому-нибудь» гарантированы. Дышать становилось все труднее, поэтому я страшно обрадовалась, услышав голос Георгия, хотя произнес он вовсе не приятную фразу:

— Что развалился? — Это, очевидно, относилось к собрату по тайному ордену. — Быстро поднимаем ее и в прорубь.

Сначала я решила, что ослышалась. Так не бывает, чтобы живого человека, тем более знакомого человека, вот так бросали в прорубь. И это говорит бывший мужчина моей мечты! Кому после этого можно верить? Правда, он не давал мне никаких обещаний и не делал авансов. Но разве можно бросать в прорубь женщину, которая недвусмысленно выказывала свою симпатию? Даже если не желаешь отвечать на ее чувства, вполне достаточно просто объясниться, не прибегая к такой крайней мере, как убийство. Я не успела толком расстроиться по этому поводу, как Васька поднялся, при этом не нарочно, но очень болезненно заехав коленом в мою гематому.

Я поверила, что они сделают это, когда до проруби осталось не больше десяти шагов. Ноги мои сразу подкосились, и я тяжелым кулем повисла на руках у недругов.

— Что это с ней? — удивился Васька.

Они остановились. Для меня это была какая никакая, а передышка. Теперь надо было как можно дальше оттянуть момент сбрасывания в прорубь. Рассудив, что садисту Гоше неинтересно сбрасывать человека, находящегося в бессознательном состоянии, я закатила глаза.

— Кажется, она в обмороке, — деловито заявил Георгий, приподняв мне веко.

— И фиг с ней, — вступил в разговор Васька. — Даже еще лучше, сунем ее в воду — она сразу ко дну.