Эврил говорит, что не надо отказываться от своей мечты, что мы должны потакать своим фантазиям. Джой Парк выдает что-то вроде:
— Нас же посадят, если мы будем того… ну, фантазиям своим потакать. В рот пароход! — Он оборачивается ко мне. — Эй, Урод, слышь чего, ты своим-то фантазиям потакай! — Я смеюсь, а Моника, та самая девчонка, которая кусает себе пальцы, вгрызается в них еще яростнее.
А потом Эйв спрашивает у всех в группе, чем бы мы хотели заниматься, ну, в идеале: если бы мы могли делать абсолютно все что угодно. А я, дело такое, был малость ширнутый. Обычно я так на занятия не хожу, просто в последнее время у меня совсем уже сильный стресс приключился, и мне, чисто, надо было слегка расслабиться. Без всякого уважения к продукту я смешал его с коксом, но на занятия все же пришел, чтобы никто потом не говорил, что меня не было на занятиях, что-то типа, ну, ради группы. Однако теперь все молчат, так что я, ну, вношу свою лепту и говорю, что хотел бы сделаться агентом.
— Как агенты у футболистов? Они хорошо зарабатывают, — говорит Эйв.
Джой Парк мотает головой.
— Паразиты. Им только деньги нужны, а на игру им плевать.
— Нет-нет-нет, — объясняю я. — Я насчет этих блондинистых штучек, которых показывают по ящику, ну, вроде Ульри-ки Джонсон, Зои Болл, Дениз Ван Оутен, Гейл Портер и все такое. Я бы заделался к ним агентом. — Потом я добавляю, немного подумав: — Но мне это не светит. Я знаю парней, которые займут эту нишу. Псих и компания. Псих — это мой старый приятель, да. Уж он-то задаст этим кошечкам работу, будь здоров.
Псих. Тот еще крендель.
Эйв слушает вроде внимательно, но не сказать, чтобы она была так уж впечатлена. Джой высказывается в том смысле, что хочет быть наркоцарем. После чего кое-кто из собравшихся начинает гнобить эту работу и парней, которые занимаются этим делом, а по мне, так это неправильно.
И я встаю на его защиту.
— Не, брат, я думаю, эта идея — супер, а то в последнее время травы нормальной не купишь, качество — никакое. Пора бы правительству что-то уже с этим делать, вместо того чтобы сажать народ за решетку. То есть по моему скромному мнению.
Паренек по имени Алфи ухмыляется по-идиотски и отворачивается. Парки смеется, качая головой. Он говорит:
— Нет, Урод, ты не с того краю подходишь. Этот парень хотел оградить тебя от наркоты. Ну, чтобы ты не потреблял.
Это заставляет меня задуматься, и мне даже жалко этого чудика, что у него вся работа на фиг прекратилась. Я имею в виду, что на собственном опыте знаю, как трудно заставить наркота не принимать наркоту, себя самого трудно заставить, не говоря уже о других. Неблагодарное у него занятие, у бедняги. Я только не понимаю, почему эту работу поручили какому-то русскому парню, что, в Шотландии мало народу, кто мог бы этим заняться?
А они все продолжают этот разговор. Что в этой группе полезного, так это то, что мы больше времени проводим за разговорами о наркотиках, чем под их воздействием. Иногда, когда ты на чистяке, от подобных бесед очень хочется вмазаться, вроде как они напоминают тебе о кайфе, когда ты об этом и не думаешь, понятно? Но этот русский наркоцарь снова напомнил мне про ту книжку Достоевского, ну, которую читал в тюрьме. «Преступление и наказание». В тюрьме всегда есть один экземпляр, который ходит по рукам, но раньше меня это не волновало, ну, я никогда не был большим любителем почитать. Однако эта книженция мне понравилась и заставила задуматься о страховке. Про страховку — отдельная тема. Сидел я себе как-то дома, крэк мутил, никого не трогал, и тут заявляется страховой агент, страховки, стало быть, продает. Ну я того… послал его куда подальше. А книжку прочел и задумался.
Так вот, про книжку. Там один крендель мочит бабульку-процентщицу, которую все ненавидят. И я, значит, подумал: вот я сам пойду кинусь, это будет, чисто, самоубийство, и никто по страховке не выплатит. Но что, если меня убьет, ну, то есть зверски убьет кто-то другой? Ага, надо оформить страховку; для Али и мальца. Это выход из положения. Я ведь хроник, брат, то есть все уже — абзац, так что стоит подумать о близких. Ну, чтобы хоть что-то оставить. Я люблю их до смерти, но давай смотреть правде в глаза, брат, я — сплошная обуза. Не могу зарабатывать деньги, не могу завязать с наркотой. Только и делаю, что приношу горе в дом. Я медленно убиваю свою жену, брат, скоро она сама снова начнет колоться, а потом малыша Энди у нас заберут. Нет, я этого не допущу. Так что страховка нужна, брат. Оформить страховку и тихо убраться. Оставить кое-какие деньжата, чтобы уж быть уверенным, что Али-киска и котенок Энди обеспечены. Это как в том толк-шоу, «Семейное счастье», где у народа спрашивают, что они выберут: страховку на двадцать тысяч фунтов или задолбанного бедного неумеху, наркомана к тому же, с сильной, уже хронической зависимостью, от которой так просто не избавишься. Небольшой выбор для человека в здравом уме, брат. Так что пора что-то делать, но надо все сделать правильно.
Вчера со мной приключилось кошмарное потрясение, я искал дома сумочку Али, вдруг там деньги какие есть, и случайно наткнулся на ее дневник. Ну, я просто не мог иначе, брат, не мог туда не заглянуть. В смысле, я знаю, что это неправильно и все такое, ужасно неправильно, но мы же с ней не разговариваем, и мне надо было узнать, что у нее там на уме. Лучше бы я этого не читал. Меньше знаешь, брат, лучше спишь. Что меня зацепило, так это то, как она это писала: она как будто обращалась к малышу Энди.
Я не знаю, где он, твой папа. Он снова нас обманул, мой хороший, и снова именно я должна быть сильной. Твой папа может пускаться в загулы, а я не могу. Просто потому, что кто-то должен быть сильным. А у меня это получается чуть лучше, чем у твоего слабого глупого папки. Хотелось бы мне, чтобы он действительно был ублюдком, потому что так было бы проще. Но он — лучший мужчина из всех, и не позволяй никому говорить что-то другое. Да, он самый лучший, но от этого только труднее. Я не могу быть его мамочкой и твоей мамочкой одновременно. Не могу, потому что я не такая уж сильная. Если бы я была сильной, по-настоящему сильной, я бы, наверное, так и сделала, даже если бы знала, что он держит меня за дуру. Но я, повторю, не такая уж сильная, и мне надо заботиться в первую очередь о тебе. Просто потому что ты такой маленький.
Меня это так задело, брат. Прочел раз, другой и, надо сказать, даже слегка прослезился, да не за себя, а за киску, которая это написала. Вся эта любовь, направленная не туда. Я имею в виду, когда я был моложе, я был просто помешан, помешан, помешан на этой девушке, но я думал, что все безнадежно, что мне до нее не дотянуться. Цыпочка из престижного района в предместье не будет якшаться с игроком Восточной Шотландской Лиги. Но герыч, он всех уравнивает, да и нравились мы друг другу с самого начала. И вот однажды, когда мы с ней вместе ушли домой после очередного ширялова у кого-то на хате, это все и случилось. И вот мы вместе уже восемь лет, и я вижу, что они сделали с ней, эти годы, которые она провела со мной. Надо ее отпустить, просто отпустить и все, и оставить ей денег, дать ей хорошее выходное пособие.
Вот что мне надо сделать, брат.
Так что после занятия я иду по Бульвару и пытаюсь придумать, как все устроить, и тут начинаются знакомые судороги, и меня прошибает пот, и я чувствую, что теряю контроль над собой. Стараюсь как-то подбодрить себя, думаю о блондинках и книжках и таращусь на интеллигентного вида блондинистую деваху, которая явно мужчин ни во что не ставит. С ней можно было бы душевно поговорить, скажем, о русских романах, очень даже душевно. Как раз в тему, вот маленький книжный магазинчик, он открыт, и я иду через улицу, чтобы заглянуть туда. Но внутренний таймер глючит, и эта резвая машина почти задевает меня — тарахтит по улице мимо меня, завывая клаксоном. Мне становится страшно, по-настоящему страшно, как будто скелет выпрыгнул у меня из тела и сплясал коротенькую джигу перед тем, как вернуться обратно.
Однако я жив и здоров. Воздух в магазине затхлый и спертый, какой обычно бывает в старых букинистических лавках, но тут есть и новые книжки, и все такое. В магазине хозяйничает какой-то толстый дедулька, седой и в очках, и он не отрывает своих гляделок от Мерфи, который тоже здесь. Я быстро просматриваю книжки и замечаю одну по истории Лейта. Это все старье, хотя старье — это именно то, о чем, как мне кажется, и должна быть история! Заглядываю в последний раздел — о современном Лейте. Полный отстой. Уже давно пора написать настоящую историю знаменитого старого порта, поговорить со стариками в округе; ну, со стариками, которые работали в доках, в порту, на таможне, пили в кабаках, гуляли, в общем, по полной, теперь уже так не гуляют, теперь вокруг одна отмороженная молодежь с кольцами на пальцах, все из себя рэпперы, танцуют хип-хоп, как мой заика-приятель Кертис.