того чтобы с достоинством удалиться восвояси, застав любимого в «неподобающем» положении.
«Да, – весело встряхивая волосами, думала Александра, – ты попал, мой хороший. Добаловался».
Александра быстро обувалась и думала сладкие мысли.
Фиона будет счастлива. Просто до слез. Невестка номер два – та, что бегает сейчас по студии за ее воющим и прикрывающим голову руками сыночком, – все поставит на свои места. В галерее станет варить борщ, а в Фионином кабинете сушить пеленки новорожденного малютки. Малютка будет пускать струйку на раритетный персидский ковер и отламывать головы статуэткам.
А не хотите – брата позову. Или отца. Или отца с братом. Они у меня оба в городе Владимире проживают. Брат таксист, а папка хоть и на пенсии, но быка за задние ноги легко останавливает!..
Будущая невестка сорвала наконец свою концептуальную шапку – волосы оказались неопределенной длины и приплюснуты на макушке. Стилист Леша, томный, ухоженный, «голубой» аж до синевы, очень популярный в Москве и ее окрестностях, типа Чигасова или Переделкина, некоторое время назад доходчиво объяснил Александре, что женские волосы могут быть или короткими, или длинными. Не бывает никаких волос «средней длины», это выдумки толстых парикмахерш из тех салонов, где за стрижку берут двести рублей, а не долларов.
У «этой» волосы были именно средней длины и болтались вокруг среднего лица, в данный момент красного и искаженного гневом.
Да. Угораздило мальчика.
Беда просто.
Александра подхватила сумочку, шубку и вышла из студии. Больше парочка ее не интересовала.
Следовало придумать новый план, потому что болван-Вадик не нашел ничего лучшего, чем отдать коллекцию.
Те идиотки не знали, что она подлинная, и выпустили ее из рук, а этот идиот отдал сокровище просто так – из высоких чувств, которые, видимо, лишали его остатков соображения.
Александре нужно спешить, потому что Фиона и мать тоже знали о том, что коллекция подлинная и – девушка прекрасно это понимала – играют они только на время.
Кто вперед.
Фиона, мать или она, Александра. Только о том, что Александра тоже в игре, они, слава богу, не догадываются!
Время ее очень поджимало. По ночам ей снились деньги – курганы и горные вершины разноцветных, веселых бумажек, которые гарантировали ей свободу. В том, что именно деньги и только деньги могут дать ее, вожделенную, сладкую, горячо желанную, пахнущую Парижем, шиншилловым мехом и дорогими духами, Александра нисколько не сомневалась.
Нужно только протянуть руку, пошевелить ею, и рука утонула бы в кургане, и пальцы нащупали бы прохладную шелестящую бумажную свежесть – и взять! Но все что-то срывалось, шло наперекосяк, и в конце концов Александра сильно занервничала, потому что у нее не было пути назад.
Ей нужен партнер, который ничего не заподозрил бы и ни о чем не догадался!
Сначала она выбрала себе в партнеры Светку, с которой когда-то училась в школе, – та была самым удобным объектом, потому что могла подобраться к коллекции очень близко. Но для того, чтобы Светка подобралась, Александре пришлось все ей рассказать – и про саму коллекцию тоже!..
Все почти удалось, но Светка в последнюю минуту повела себя как-то странно, и с ней случилось… то, что случилось. О том,
Она и на похоронах старательно отворачивалась от гроба со Светкой внутри. От ее каменного, странного лица с застывшей гримасой – почему ее хоронят в открытом гробу с этой ужасной гримасой на лице?!
Александре было дико, что Светку оставили на кладбище одну, среди унылых деревьев, крестов и камней, в холодной земле и узком ящике, в котором так неудобно лежать, – ни повернуться, ни вытянуться, – в нелепом нарядном платье, которого Александра никогда не видела на ней при жизни. Никогда и никто не заберет Светку вместе с ее дурацким платьем домой, где тепло и горит желтый веселый свет, где есть диван и чашка горячего чая, и телевизор бормочет веселое, и стучит подъездная дверь, и лает соседская собака Шайтан.
Потом Александра как будто вспомнила.
Ах да.
Светку не забрали, потому что она умерла, а все мертвые должны быть с мертвыми, им нет места среди живых. И все-таки раньше Александра представляла себе смерть как-то не так.
Не такой неотвратимой. Не такой… безвозвратной. Не такой… одинокой.
Резкий звук вывел ее из задумчивости.
Звук произвел тихий «ботаник» Федор Петрович, уронивший на стеклянный стол сахарные щипчики. Сахар в галерее признавали только кусковой, и класть его в чашку следовало только особыми серебряными щипчиками. Федор Петрович в силу природной неловкости все никак не мог научиться ими пользоваться. Все ронял, рассыпал, промахивался мимо чашки.
Вот кто был на самом деле решительно не приспособлен к быту!
– Простите, – пробормотал Федор Петрович и неровно покраснел – ушами и шеей. Щеки остались бледными, с зеленцой и отливом в коричневое. – Простите великодушно, Александрин!
Александра улыбнулась ему доброй улыбкой, кинулась помогать с рассыпанным по столу сахаром,