Почему он не был готов к тому, что капитан спросит о Мане?! Почему так постыдно растерялся? Он не совершал никаких преступлений… вернее, он не совершал ничего такого, в чем капитан мог бы его уличить. То было просто ошибкой, которую он исправит, но капитан ничего не мог знать о ней. Почему он к нему привязался?! Что он знает?! Или не знает ничего и просто «берет на мушку», пытается «расколоть», так, кажется, это называется в пошлых детективных киношках?
Никоненко знал, что Димочка ругает себя за неуверенный тон и что сейчас он попробует сыграть по- другому.
Ну что ж. Посмотрим новую игру. Первый тайм мы уже отыграли. Счет не открыт.
– Вы слишком много на себя берете, господин…
– Никоненко.
– Да. У вас есть какие-то подозрения в мой адрес?
– Суркова вполне могла вас шантажировать. Ребенком. Или приставать с клятвами в вечной любви. Вам это надоело, и вы попытались от нее избавиться. Как вам сюжетец?
Димочка вспылил вполне натурально – то ли и вправду разозлился, то ли вошел в роль.
Пока он возмущенно грозил капитану разными страшными именами, начиная от московского мэра и кончая все тем же многократно помянутым министром внутренних дел, капитан думал.
Зачем он пошел на вечер? И что это за записка, которой он так перепугался? Может, «Д. Л.» – это никакая не Дина Лескова, в девичестве Больц, а именно Димочка Лазаренко? Может, именно его собирался остановить автор записки? И именно ему написал, что «зло должно быть наказано»?
Никоненко пока еще не понял, тянет Димочка на «зло» или только на мелкие пакости вроде соблазнения глупых девчонок.
– Покажите мне пиджак, в котором вы были в тот вечер. Можете?
Лазаренко стал вопить что-то о санкции на обыск, но капитан молчал, смотрел серьезно, и Димочка струхнул.
Черт с ним, пусть смотрит! Какое это имеет значение!
Никоненко быстро и безразлично осмотрел пиджак и попросил еще показать пальто. Почему-то он был уверен, что большинство Димочкиных вещей содержится именно в этой квартире, а не в его собственной. Тот показал пальто.
Домработница Люся наблюдала за демонстрацией одежды с возрастающим беспокойством. Гость моментально перестал быть гостем и стал врагом, который угрожает драгоценному спокойствию сына хозяина.
– Ну что? – спросил Лазаренко мстительно, когда капитан закрыл шкаф. – Ничего предосудительного не обнаружили? Пальто как пальто?
Капитан промолчал, обуваясь под осуждающим взглядом домработницы.
Димочкино пальто мало его интересовало, и вовсе не его он осматривал, но Димочке об этом знать не полагалось.
Этого Потапов не ожидал.
– Как напали? – тупо переспросил он. – В больнице напали?!
В трубке тревожно молчали, и министр, привыкший, чтобы на его вопросы отвечали быстро и толково, слегка повысил голос:
– Что это за ерунда? Кто на нее мог напасть? И вообще, откуда это вам известно?
– Мне рассказал врач, – голос был холодный. Потапов увидел ее, как будто она стояла посреди его кабинета, а не была только голосом в трубке – длинную, стройную, очень стильную и во всех отношениях опасную. – Дмитрий Юрьевич, я позвонила вам потому, что, с моей точки зрения, положение очень серьезное. Охраны там никакой нет. Никто не знает, может, сегодня ночью все опять повторится. Я бы, конечно, сама осталась в больнице, но у меня Федор и…
В дверь заглянул помощник. Потапов отрицательно качнул головой, и помощник моментально скрылся.
– Я вас слушаю.
– Я должна улететь дня на три, Дмитрий Юрьевич, – продолжала Алина. – Это ужасно, но не полететь я не могу. Я много лет добивалась, чтобы мое агентство приняли в Американскую маркетинговую ассоциацию. Сегодня я получила приглашение от их президента. Он готов встретиться со мной, чтобы обсудить условия вступления. Я не могу не лететь, Дмитрий Юрьевич!
– Я понял. – Ему совершенно не нужны были чужие проблемы. – Чего вы хотите от меня?
Она вздохнула, он услышал в трубке.
– Если можно, на время моего отсутствия пусть у нее в палате побудет ваша охрана. Это ведь, наверное, не слишком сложно? Ну хоть по ночам. Врач мне сказал, что она опять плоха. Кроме того, теперь она еще и боится. Знаете, вторая попытка подряд – это очень страшно. И за Федора она волнуется. Ей кажется, что он тоже… в опасности.
– Кто мог на нее напасть? – снова спросил Потапов с досадой и пожалел, что спросил. Ему некогда было вдаваться ни в какие подробности. Кроме того, проявив заинтересованность, он должен был продолжать в том же духе, а ему этого совсем не хотелось.
И еще он чувствовал, что виноват перед Маней. Как бы там ни было, стреляли-то в него, а в реанимации теперь лежит она.
Вот черт.
– Дмитрий Юрьевич, – осторожно позвали из трубки.
