– В прямом. Программу «Время», «Итоги», «Зеркало», «Вести», далее везде? Или только сериал «Бандитский Петербург»?

– И «Вести» смотрю, и «Досье детектива Дубровского», – с удовольствием объявил приготовившийся развлекаться капитан Никоненко, – это такая чушь собачья, что даже интересно. Нет, я правда большей чуши в жизни не видел. Даже приятно.

– Возможно, – согласился Потапов, – но если вы смотрите еще и «Вести», вы должны знать, что у меня поминутно меняется состав друзей и врагов. На этой неделе меня ненавидит телекомпания НТВ, а на прошлой ненавидела телекомпания ОРТ. Завтра меня возненавидит холдинг «Совершенно секретно», послезавтра «Московский комсомолец», а «Совершенно секретно», наоборот, полюбит. У меня такая… своеобразная должность. Я называюсь «мальчик для битья». Печать и информация дело вообще непростое, а в нашей стране вдвойне непростое, потому что у нас отродясь никто не знал, ни что такое печать, ни что такое информация. Газета «Правда» не в счет. Никто точно не знает, можно сказать в эфире «президент – дурак» или нельзя. Свобода слова это или мелкое хулиганство, за которое положено… сколько там у вас, по Уголовному кодексу? От двух до пяти?

– Смотря за какое.

– Вот именно. Я стрелочник. Регулировщик движения. Когда никто не знает, куда ехать, как правило, виноват оказываюсь я. Есть еще множество мелких деталей и тонкостей, но в основном я вам картину обрисовал. И называется эта картина вовсе не «Смерть Марата», а…

– … а «Политинформация на полевом стане», – закончил за него Никоненко. – Понятно.

Все ты врешь. Врешь искусно и привычно.

Ты политик высокого уровня, а вовсе не стрелочник и не постовой милиционер. Ты как-то угодил на эту должность, ты держишься… уже сколько?.. два года, что ли, – срок по нашим меркам не просто большой, срок гигантский. Конечно, кто-то в правительстве активно лоббирует твои интересы, кто-то, кому ты служишь верой и правдой, чей амбар ты сторожишь, как цепной пес, кто подписал твое назначение на министерскую должность, когда тебе было чуть-чуть за тридцать! Для чего-то ты посажен на эту должность, какие-то у тебя сложные цели, и нет тебе никакого дела ни до свободы слова, ни до «Московского комсомольца»!

– Все это я хотел сказать к тому, что убивать меня из-за работы нет никакого смысла. Реально решения принимаю вовсе не я.

Вот это уже теплее. Так, кажется, говорят у них на работе.

– Ваши враги знают, что решения принимаете… не вы?

Потапов засмеялся, и Никоненко понял, что сказал что-то не то.

– Послушайте, капитан. Убить меня – это такая же глупость, как, например, разбить компьютер, в который попал вирус. Логичнее поймать программиста, который делает вирусы, и набить ему морду.

– Это сложно, – сказал Никоненко, – разбить компьютер проще.

– Проще, – согласился Потапов. – Но сам по себе компьютер – это просто тайваньская пластмасса. Она не может быть опасна. Это просто пластмасса.

«Почему он так откровенен со мной? Из-за бессонной ночи? Из-за того, что у него на глазах чуть не прикончили человека? Из-за того, что сегодня в его благополучной и очень далекой от реальности жизни было слишком много крови и больницы?»

– То есть врагов у вас нет?

– У меня масса врагов. Десятки и сотни. Спросите любого интеллигентного человека, и он вам скажет, что министр печати и информации – редкий идиот, и, если власти не догадаются от него избавиться, он еще наделает дел. Но все это не имеет никакого отношения к… жизни и смерти. Кажется, так это называется в художественной литературе?

Никоненко понятия не имел, как это называется в художественной литературе, и, по правде говоря, его это совсем не интересовало.

– Вы не связаны с большими деньгами, с разделом сфер влияния, с борьбой за близость… «к телу»?

Потапов вздохнул и снова посмотрел в окно:

– Связан. Но в гораздо меньшей степени, чем многие мои… коллеги. Я просто чиновник высокого уровня.

«Я ничего от него не добьюсь, – понял Никоненко. – Если буду настаивать, он прочтет мне еще лекцию о схеме устройства исполнительной власти в России. На черта она мне сдалась, эта схема?!»

– А… в личном плане? У вас есть личные враги? Кого вы снимали с должности, отправляли в отставку, лишали куска хлеба и последней рубашки?

– На той неделе один мой зам ушел на пенсию, – сказал Потапов сердито. – Это подходит?

– А семья? Жена? Теща?

– Мои родители души во мне не чают. Брат с сестрой тоже. Мой отец работает в НИИ авиационного оборудования, а мама – детский врач. Сестра – биолог на кафедре в МГУ, а брат программист. Время от времени работает в Штатах, но совсем переезжать не хочет. Жены у меня нет и тещи тоже. И детей нет. Я надеюсь. Что-нибудь еще?

Этот вопрос был задан так, что Никоненко понял: на этот раз аудиенция уж точно окончена.

Спасибо за внимание. Все свободны.

Они говорили минут сорок, и Потапов Дмитрий Юрьевич, охотно и подробно отвечавший на все вопросы, не сказал ничего.

Высший пилотаж.

Но мы тоже не все время валенки валяем.