опоздала ужасно и вообще вела себя по-свински?»
Она была все такая же – красивая, изящно вылепленная, как будто бронзовая, яркая, на тоненьких сексуальных каблучках. Сидорин смотрел на нее больными глазами, и Потапов тогда подумал – бедный Сидорин.
– Еще я разговаривал с Женей Первушиным и с Димой Лазаренко. Сначала Лазаренко подошел, а потом Женя. Лазаренко меня на свою выставку приглашал, и я даже обещал, что приеду.
– А ящик с записками вы видели?
– Ящик видел, – сказал Потапов, и скулы у него покраснели, – а что?
Никоненко вдруг понял, что Потапов ему нравится. Он неожиданно оказался, как бы это выразиться… своим.
Анискин Федор Иванович сразу перестал прятаться. В случае чего его можно было звать на помощь.
– Вы не знаете, почему записки так и не раздали?
Потапов посмотрел в тонированное стекло «Мерседеса», а Никоненко – в крепкий водительский затылок.
Что-то не то было с этим ящиком. Не зря Потапов смотрел в стекло.
– Не знаю, – ответил наконец он, – я не обратил внимания.
Соврал, понял Никоненко. Зачем? Что такого в этом ящике?
– Ну и бог с ним, с ящиком, – сказал «Анискин», – вы мне теперь про банкет расскажите.
– Что рассказать про банкет? – не понял Потапов.
– Расскажите, чем вас потчевали, не только телесно, но и, так сказать, духовно, как вас под ручку водили, как префект донимал – все расскажите.
Потапов усмехнулся. Он ничего не знал о «Федоре Ивановиче» и не понимал, почему вдруг капитан заговорил каким-то странным тоном.
– Телесно потчевали водкой и какими-то бутербродами. Стол накрыли в кабинете у директора, а все остальные в спортзале угощались. – Тут Потапов неожиданно захохотал: – Я в этом кабинете раньше даже сесть не мог, только стоять руки по швам, а мне там водки наливали!..
– С кем вы там были?
– Директриса была, – начал перечислять Потапов, – префект и с ним два каких-то местных начальника, я их не знаю и имен не запомнил. Был председатель районо, то есть председательша. Завуч был, Александр Андреич. В последний раз мы с ним разговаривали как раз пятнадцать лет назад, когда он меня с сигаретой поймал. В этот раз он был со мной… более любезен.
– Где был ваш охранник?
– У двери стоял. Все по правилам.
– Во сколько вы вышли на улицу?
– Я точно не знаю. Я стал прощаться, когда услышал на улице голоса и понял, что все начинают расходиться. Мне хотелось еще кого-нибудь увидеть из своих, кроме председательши районо и Тамары Бориной.
– Селезневой, – уточнил Никоненко.
– Селезневой, – согласился Потапов и улыбнулся.
Когда он улыбался, у глаз резко обозначались морщины, которые почему-то не старили его. Не то чтобы Никоненко был знаком со множеством других министров и все они были не похожи на Потапова, но какой-то он был странный, этот министр.
Интересно, кому понадобилось его убивать? И когда будет попытка номер два? Если нужно убить, значит, убьют, и не помогут ни ребята из ФСБ, ни капитан Никоненко.
– Я вышел из школы, Саша шел за мной. На крыльце постоял, недолго, с полминуты. – Он ждал, что кто-нибудь подойдет с ним поговорить, но никто не подходил – то ли боялись охранника, то ли потаповского звездного статуса, – и он огорчился, хоть и не признался себе в этом. – Потом я пошел к машине. Прямо передо мной шла Маня Суркова и еще Димка Лазаренко, но он был слева и дальше от меня, чем Маня. Какая-то машина затормозила, я не обратил внимания. Потом ребенок побежал, и я подумал, что даже не знал, что у Мани такой большой ребенок.
– Почему вы решили, что это ее ребенок?
– Не знаю, – сказал Потапов удивленно, – ни почему. Он бежал как-то совершенно определенно – к ней. Было понятно, что он бежит к ней. А что? Разве это не ее ребенок?
– Ах, ну конечно же ее! – закудахтал «Федор Иванович Анискин». – Просто мне интересно узнать, как вы догадались! Не каждый может, знаете ли, вот так взять и догадаться!..
Министр, кажется, едва удержался, чтобы не покрутить пальцем у виска, но капитана это уже не смущало. Потапов был «свой», совершенно определенно «свой», и не собирался он звонить Борису Василичу, и не демонстрировал он Никоненко никаких демонстраций, он просто разговаривал, как с Марусиной подругой и с Марусиным сыном.
– А навстречу вам кто шел, вы заметили?
Потапов вздохнул.
– Это ведь самый главный вопрос, как я понимаю. Да? Вот черт, кто же шел… Темно было, а я в темноте без очков… как крот, и все куда-то шли. Я помню, что кто-то спрашивал про кафе – вроде бы собирались в кафе и не знали, кто пойдет, а кто не пойдет. Вовка Сидорин стоял лицом ко мне и курил.