А Карл Двенадцатый все продолжал гоняться по Польше за Августом. Генерал Рейншильд отогнал его от Торуни. Несчастный польский король удрал в Мариенбург[4]. Сам Карл наголову разбил у Пултуска саксонцев генерал-фельдмаршала Штейнава, преследуя остатки их, прогнал через город, получив в добычу пушки, множество боеприпасов и провианта. После этого Август из Мариенбурга убежал в Люблин. Торуньский гарнизон, возглавляемый саксонским генералом Ребелем, держался упорно всю осень, но четырнадцатого октября тысяча семьсот третьего года все же вынужден был сдаться. Четыре тысячи еще оставшихся там солдат шведы взяли в плен и в ужасный зимний мороз полуголых погнали в Швецию, причем многие из них в дороге отморозили руки и ноги. С жителей Торуня Карл взыскал сто тысяч талеров, а с монахов и монахинь — еще шесть тысяч за то, что во время осады звонили в церковные колокола. Повсюду в польской Пруссии Карл вымогал огромные суммы контрибуции, добыл много пушек и боеприпасов, которые отослал в Стокгольм.

Август Второй в Люблине напрасно созвал сейм и собирал новое войско, кардинал по-прежнему деятельно поддерживал шведов, с лисьей хитростью плетя сети всевозможных интриг и ловко спасаясь от мести патриотически настроенных магнатов. В конце года Карл занял и Мариенбург, а Эльбингский магистрат, вопреки воле граждан, вынес ему навстречу ключи от города. В Эльбинге в его руки попали самое лучшее артиллерийское снаряжение и богатства всей округи, так что Карл беспечально мог провести зиму в Пруссии. Двенадцатого июля тысяча семьсот четвертого года он объявил в Варшаве королем познанского воеводу Станислава Лещинского; поэтому от него отшатнулись многие до сих пор дружественные шляхтичи и даже кардинал Радзиевский, который прочил на место Августа некоего французского принца. Август Второй в это время находился в Сандомире, откуда разослал протест всем властителям Европы. Из Сандомира шведский король прогнал его в Ярославль, откуда он внезапно явился в Варшаву и даже попытался осадить Познань, но после нескольких удачных и неудачных стычек приказал солдатам отступить в Саксонию. Тогда Петр Первый объединился с литовским гетманом Вишневецким и послал ему в помощь двенадцать тысяч солдат под началом князя Репнина и генерал-майора Ренна. В тысяча семьсот пятом году на польскую границу отправился и генерал-фельдмаршал Шереметев, а первого июля в Вильну прибыл сам царь Петр.

Вначале русским не везло. Девятнадцатого июля шведский генерал Левенгаупт в Курляндии у Муремойса[5] наголову разбил Шереметева, вынудив его бежать в Биржи и оставить противнику пушки. Шестого августа в Биржи прибыл и сам царь и несколько дней спустя в сопровождении кавалерии генерал-майора Ренна отправился под Ригу разведать ее укрепления. Двенадцатого августа Петр провел часа три против Кобершанца[6], пока оттуда не стали стрелять из пушек. Потом он с полками поскакал к Митаве, где находился гарнизон противника. Осажденный драгунами Ренна и пехотой Репнина, тот двадцать восьмого августа сделал вылазку против осаждающих, вначале разбил их и отогнал до моста, но потом все же вынужден был отступить в крепость. Русские подтянули артиллерию и второго сентября с пяти часов пополудни до шести утра из пяти мортир без передышки били по замку. Шведы не выдержали и начали переговоры о сдаче, которая и произошла четвертого сентября в девять часов. В гарнизоне было около девятисот солдат под началом полковника Кнорринга. В крепости русским досталось двести девяносто пушек, двадцать три мортиры и тридцать пять гаубиц и, кроме того, огромное количество боеприпасов. Принимая от шведов трофеи, русские обнаружили, что в подвале замковой церкви выброшены из гробов и ограблены трупы курляндских герцогов и их близких. Вызванный полковник Кнорринг подписал свидетельство о том, что святотатство учинили его солдаты. Почти в это же время другой полк русских осадил Баускский замок, который сдался четырнадцатого сентября. Пятистам солдатам гарнизона позволили уйти в Ригу, В Митаве русские оставили охранный полк под водительством бригадира Саввы Айгустова, а генерал-майор Боур с несколькими кавалерийскими полками расположился снаружи охранять дорогу от нападения со стороны Риги. Царь окольными путями отправился назад в Москву, оставив полякам и литовцам конные пешие полки под командованием Ренна, Репнина, шлиссельбургского губернатора Меншикова и других.

Карл Двенадцатый в это время повелел львовскому архиепископу короновать Станислава Лещинского, и тот стал вести себя как полноправный владыка: издавал различные указы, назначал на почетные должности магнатов из своих сторонников, а после смерти кардинала Радзиевского возвел в примасы того же самого Львовского архиепископа. В свою очередь Август Второй, вернувшись из Саксонии в Тикоцин, поставил примасом епископа Шенбека и учредил орден Белого орла, которым жаловал верных ему дворян, а также русских министров и генералов. Прослышав, что шведы угрожают расположившемуся в Гродно русскому войску, царь Петр в январе тысяча семьсот шестого года снова отправился туда из Москвы. Но Меншиков выехал ему навстречу в Дубровно с известием, что польский король с четырьмя полками русских драгун удрал в Саксонию, остальные полки рассеяны по Польше и Курляндии; противник обошел Гродно, и поэтому добраться туда невозможно. Петр остановился в Минске, посылая оттуда гонца за гонцом в Гродно с приказом, чтобы оставшееся там войско отступило на свои границы. Но шведы перехватили всех гонцов, и только после того, как они отошли, поручику гвардейского Семеновского полка Петру Яковлеву, переодетому польским мужиком, удалось добраться к осажденным в Гродно.

Август в Саксонии набрал новое войско, которое вместе с четырьмя русскими полками под командованием генерала Шуленбурга снова послал в Польшу. Но второго февраля тысяча семьсот шестого года генерал Реншильд под Фрауштадтом наголову разбил и рассеял саксонцев и русских; оставшимся русским лишь с большим трудом, и притом кружными путями, удалось добраться к главным силам в Люблине, которые, преследуемые шведами, уже стали отступать к Киеву и Чернигову на Украине. В том же самом направлении из Курляндии шли русские драгунские полки генерал-майора Боура. Карл Двенадцатый с двадцатидвухтысячной армией вернулся с Волыни и напал на Саксонию, — несмотря на приказы Августа, саксонские города один за другим открывали перед ним ворота, так что польский король в конце концов вынужден был подписать в Альтранштадтском замке мир, отказаться от союза с русскими и от трона и выдать главу заговора лифляндских дворян Паткуля, которого в первые же дни семьсот седьмого года шведы по приказу короля предали безжалостным мучениям. В страхе перед шведами правительства Пруссии и Австрии были вынуждены признать Альтранштадтский договор, права на польский трон Станислава Лещинского и разрешить Карлу свободу действий в Саксонии, Силезии и в других близлежащих областях. Правда, у Калиша полякам и русским удалось еще раз разбить шведов; после этого Карл коварно притворился, будто вновь подружился с Августом Вторым, но все же не выпускал из виду русских, потому что видел теперь в них опаснейших врагов, которых нужно во что бы то ни стало уничтожить. Царь Петр никак не мог выведать подлинные замыслы шведского короля. Главным силам он приказал отступать все глубже на Украину, чтобы там, у Полтавы, в конце концов свести счеты с опасным врагом, но он не был спокоен за западные границы. Генерал Левенгаупт с корпусом хотя и отошел от Риги, присоединившись к полкам короля, но русскому царю и это казалось хитростью, затеянной, чтобы отвлечь внимание от Эстляндии и Лифляндии и затем неожиданно напасть с этой стороны. Потому он приказал частям из Пскова, Изборска и Печор вновь войти в глубь эстляндских и лифляндских земель и разорить все, что там еще осталось или за шесть-семь лет после Нарвской битвы построено заново.

Отправляясь на войну летом тысяча семьсот восьмого года, сосновские и лиственские крестьяне ничего не могли знать обо всех этих далеких событиях и замыслах великих государей. У Мартыня по дороге домой и во время ночлега в северном конце Глинистого озера было лишь смутное предчувствие, что напрасными были все мучения и жертвы, что судьба Видземе решается где-то совсем в другом месте.

«Наши воины идут с песнями да с шутками», — понапрасну твердила про себя иная сосновская баба, уложив с вечера ребенка и утирая слезы. Понапрасну лиственские девушки всю осеннюю пору распевали эту песню, сперва на льняном поле, потом в сарае, уминая на зиму снопы. Ратники пришли совсем не так, как ожидали родные.

С самого утра во всех трех волостях стало известно, что ополченцы возвращаются домой. После полуторамесячного перерыва в Лиственное снова завернули на телеге беженцы, они и рассказали об этом. Бежали они откуда-то из-под Алуксне, вчера в сумерках проехали мимо ночлега сосновских и лиственских