...На другое утро та же самая тетка, что вчера набросилась на меня, пришла за мной. На сей раз с ней были не мужчины — мистер Бейтс и мистер Хеджес, а еще одна женщина — их тут называют «сестры милосердия», но они такие же сестры, как я, а получили эту работу только потому, что здоровенные и ручищи у них что отжимной каток. Они вошли в комнату, встали и принялись меня разглядывать.

Сестра Спиллер сказала:

— Вот она.

Другая, чернявая, ответила:

— Такая молоденькая — и псих?

— Послушайте! — Я старалась быть сдержанной и выбирать слова. Я подготовилась. Услышав, что сюда идут, встала, оправила нижнюю юбку, пригладила волосы. — Послушайте меня. Вы думаете, я сошла с ума. Но это не так. Я совсем не та дама, за которую вы и врачи меня принимаете. Та дама и муж ее — Ричард Риверс — они обманщики, они и вас обманули, и меня, и всех, и нужно сказать об этом врачам, тогда они меня отпустят, а тех обманщиков схватят. Я...

— Прямо в лицо, — сказала сестра Спиллер, не обращая внимания на мои слова. — Вот, прямо в лицо.

И показала место на щеке, у самого носа — там действительно было крошечное красное пятнышко. Мое же лицо распухло, как пудинг, и наверняка под глазами черно. Но я все так же спокойно произнесла:

— Простите, что попала вам по лицу. Меня просто так потрясло, что меня посадили сюда как сумасшедшую, тогда как надо было другую леди, мисс Лилли, то есть миссис Риверс...

И снова они придирчиво стали меня разглядывать.

— Если хотите нам что-то сказать, обращайтесь к нам так: «сестра», — заметила чернявая. — Но честно говоря — только это между нами, милочка, — еще лучше, чтобы вы к нам никак не обращались. Мы уже наслышались всякой чуши. Что ж, пойдемте. Вас надо искупать, потом доктор Кристи вас осмотрит. И надо дать вам платье. Какая все-таки маленькая! Вам, верно, лет шестнадцать, не больше?

Она подошла ближе и попыталась взять меня за руку. Я отступила назад.

— Так будете вы меня слушать или нет? — настаивала я.

— Слушать? Вас? Ха, если бы я слушала всю чушь, что говорится в этом доме, я бы сама давно свихнулась. Ну же, пойдемте.

Голос ее, поначалу ласковый, теперь стал резким. Она взяла меня за руку. От ее прикосновения я вздрогнула.

— Следите за ней, — предупредила сестра Спиллер, видя, что я дернулась.

— Не прикасайтесь ко мне — и я пойду с вами куда скажете, — сказала я.

— Ха! — усмехнулась чернявая. — Какое воспитание. Пойдете с нами? Как это мило!

Она потянула меня к себе, и, когда я стала упираться, сестра Спиллер подскочила помочь ей. Они подхватили меня под мышки и понесли — или, вернее сказать, поволокли — из комнаты. Когда я принялась брыкаться и звать на помощь — от неожиданности скорей, — сестра Спиллер пребольно надавила под мышкой, а пальцы у нее как каменные. В этом месте синяков ведь не видно, она прекрасно об этом знала.

— Ну вот, началось! — сказала она, когда я закричала от боли.

— Теперь у меня целый день в голове звенеть будет, — сказала другая, еще сильнее сжимая мне плечо.

И я утихомирилась. Я боялась, что меня снова побьют. Но между тем внимательно следила, куда мы идем — замечала двери, окна. В некоторых дверях были врезаны замки. И на всех окнах — решетки. Окна выходили во двор. Мы находились в задней части дома — в «Терновнике» здесь были бы комнаты для прислуги. А в этом доме — помещение для сестер милосердия. По пути мы встретили двух-трех таких сестер. Они были в передниках и несли корзинки, бутылки или простыни.

— Доброе утро, — кивали они при встрече.

— Доброе утро, — отвечали мои спутницы.

— Новенькая? — спросила одна из встречных, кивнув на меня. — Из «тихой» ведете? Что, плоха?

— Заехала Нэнси по лицу.

Та присвистнула.

— Надо было связать. А такая молоденькая...

— Ей шестнадцать, не меньше.

— Мне семнадцать, — сказала я.

Новая сестра посмотрела на меня оценивающе.

— Тип лица — угловатый, — выдала она через минуту.

— Да уж.

— А что с ней такое? Какая-то мания?

— И все остальное, — сказала чернявая. И добавила, понизив голос: — Она из этих — знаете?

Новая сестра заинтересовалась.

— Разве? А с виду такая хрупкая...

— Ну, они разные бывают...

Я не понимала, о чем они говорят. Но они выставили меня напоказ, а сами шушукаются и улыбаются — мне стало стыдно, и я умолкла. Женщина пошла дальше, а мои сестры снова подхватили меня под руки и поволокли по коридору в тесную комнатушку. Когда-то здесь, наверное, был чулан — такой, как у миссис Стайлз в «Терновнике», — потому что по стенам стояли шкафы, запертые на замок, и еще — кресло и умывальник. Сестра Спиллер, тяжко вздохнув, опустилась в кресло. Другая сестра налила в умывальник воды. Показала мне на кусок желтого мыла и на несвежую фланелевую тряпку.

— Это вам, — сказала она. И потом, увидев, что я не двинулась с места: — Давайте же. У вас руки есть? Посмотрим, как вы умеете умываться.

Вода была холодная. Я сполоснула лицо и руки, потом хотела вымыть ноги.

— Сойдет и так, — сказала она, заметив мое движение. — Думаете, доктору Кристи есть дело до ваших грязных ног? Хватит, хватит. Давайте посмотрим бельишко. — Она схватилась за край моей рубашки и обернулась к сестре Спиллер, та кивнула. — Хорошая вещь. Слишком хорошая для такого заведения. После стирки изотрется, а жаль. — Она потянула за ткань. — Придется это снять, милочка. Мы прибережем ее до того дня, когда вы отсюда выйдете. Ну, чего стесняетесь?

— Стесняется? — сказала сестра Спиллер, зевая.— Не задерживайте нас. А еще замужняя дама...

— Я не замужем, — ответила я. — И прошу вас: держите руки подальше от моего белья. Я хочу, чтобы мне вернули платье, чулки и туфли. Стоит мне только поговорить с доктором Кристи, и вы будете у меня просить прощения.

Они посмотрели на меня и расхохотались.

— Фу-ты, ну-ты! — вскричала чернявая, вытирая слезы. — О господи! Ну ладно. Зря обижаетесь. Мы