привидение». Джулия была пугающе красива, очаровательна и отстранена; с первого взгляда Хелен все поняла, заметив неловкость и некоторую суетливость Кей, когда та их знакомила.

Позже вечером Хелен спросила:

– Что у тебя было с Джулией?

Кей сразу напряглась.

– Ничего, – сказала она.

– Ничего?

– Ну такая... нелюбовь, только и всего. Сто лет назад.

– Ты ее любила, – в лоб сказала Хелен.

Кей рассмеялась, но покраснела, что бывало с ней редко:

– Слушай, давай сменим тему!

Лишь этот румянец смущения и связывал Хелен с Джулией – странная связь, если вдуматься.

Улыбаясь, Джулия наклонила голову. Ярдах в пятидесяти находилась станция «Марилебон», и сквозь уличный шум прорывались звуки железной дороги: гудок паровоза, шипенье пара. Джулия открыла глаза.

– Я люблю этот звук.

– Я тоже, – сказала Хелен. – Какой-то он праздничный, да? Будто сигнал: вперед на огороды! Сразу хочется уехать из Лондона, хоть ненадолго. – Она погоняла чай на донышке чашки. – Только вряд ли удастся.

– Почему? – взглянула Джулия. – Разве нельзя что-нибудь придумать?

– А куда ехать-то? И потом, эти поезда... Да и Кей в жизни не уговорить. Теперь она работает сверхурочно. Выходной не возьмет, пока дела так плохи.

Джулия докурила сигарету, бросила и растоптала окурок.

– Кей у нас героиня, правда? – сказала она, выдохнув дым. – Молодчина.

Она говорила вроде бы шутливо, но голос был чуть напряжен, а брошенный искоса хитроватый взгляд словно проверял реакцию собеседницы.

Вспомнилось, что однажды сказала Микки: Джулия жаждет восхищения и не потерпит, чтобы кого-то любили больше нее; и еще: она жесткая. «Это верно, ты жесткая», – мелькнула неприязненная мысль. На секунду Хелен вдруг почувствовала себя открытой и беззащитной.

Но странно: незащищенность и даже неприязнь слегка взволновали. Бросив взгляд на гладкое и красивое аристократическое лицо Джулии, Хелен подумала о жемчуге и драгоценностях. Может, жесткость – непременное условие очарования?

Наваждение исчезло, когда Джулия пошевелилась. Хелен скользнула взглядом по ее часам и поняла, как сильно опаздывает.

– Черт! – Сделав пару торопливых затяжек, она бросила окурок в чашку, где он зашипел. – Мне пора.

Допивая чай, Джулия кивнула:

– Я вас провожу.

Быстренько поставив чашки на прилавок, они зашагали к службе Хелен, до которой было ярдов двести.

– Что, ваша мисс Призм устроит взбучку за опоздание? – на ходу спросила Джулия.

– Мисс Чисхолм, – улыбнулась Хелен. – Может.

– Валите все на меня. Скажите – экстренный случай. Мол, я... Что? Лишилась дома и всего имущества?

– Всего? – задумалась Хелен. – Боюсь, это шесть разных отделов. Я могу лишь помочь со ссудой на мелкий ремонт. Насчет восстановительных работ вам следует обратиться к кому-нибудь из комиссии по военному ущербу; впрочем, они скорее всего направят вас обратно к нам. Мисс Линкс – это на четвертом этаже – вероятно, сможет посодействовать с чисткой спасенных вещей: штор, ковров и прочего. Только не забудьте принести счет из химчистки, а также квитанцию, которую получили при подаче заявления... Что такое? Потеряли квитанцию? Ай-ай-ай! Вам нужно получить другую и все начать сначала... Понимаете, это как «змейки и лесенки».²⁹ При этом делается вид, что мы нашли время принять вас в первую очередь.

– Ничего себе работа, – сморщилась Джулия.

– Огорчительно, только и всего. Надеешься что-то изменить. Но вот опять приходят люди, которых расселили три года назад, – их снова разбомбило. Денег нам дают все меньше. А война обходится... сколько там говорили, одиннадцать миллионов в день?

– Меня не спрашивайте. Я бросила читать газеты. Поскольку мир так явно склонен уничтожить себя, я давно решила отойти в сторонку и не мешать.

– Мне бы так, – вздохнула Хелен. – Но в неведении я чувствую себя еще хуже, чем когда знаю все.

Они дошли до муниципалитета и остановились попрощаться у крыльца, по бокам которого восседали два насупленных каменных льва в сером налете пепла. Джулия одного потрепала и рассмеялась.

– Ужасно хочется на него залезть. Как думаете, что на это скажет мисс Чисхолм?

– Полагаю, будет сердечный приступ. До свиданья, Джулия. – Хелен протянула руку. – Больше не лазайте через дверные окошки, ладно?

– Постараюсь. До свиданья, Хелен. Было очень приятно. Ужасное слово, правда?

– Прекрасное слово. И мне было приятно.

– Да? В таком случае, надеюсь, еще свидимся. Или же заставьте Кей как-нибудь привести вас на Макленбург-Сквер. Вместе пообедаем.

– Хорошо, – сказала Хелен. Почему нет, в конце-то концов? Сейчас это казалось просто. – Непременно. – Они разошлись. – И спасибо за чай!

Мисс Чисхолм встретила ее выговором:

– Вас дожидается масса народу, мисс Джинивер.

– Вот как? – ответила Хелен.

Она прошла через кабинет и служебным коридором направилась в туалет, чтобы снять пальто, шляпку и припудриться. Глядя в зеркало, она вновь вспомнила гладкое, красивое лицо Джулии, ее изящную шею, темные глаза, аккуратные брови, полные смущающие губы и неровные зубы.

Открылась дверь, и вошла мисс Линкс:

– Ой, мисс Джинивер, как хорошо, что я вас поймала. Боюсь, у меня весьма печальная новость. У мистера Пайпера из бухгалтерии погибла жена.

– Неужели? – Хелен уронила руку.

– Замедленная бомба. Накрыло сегодня утром. Ужасно не повезло. Мы посылаем открытку с соболезнованием. У всех подписи собирать не стали, это морока, но я решила, что вы захотите узнать.

– Да, спасибо.

Хелен закрыла пудреницу и грустно вернулась за свой стол, уже почти не вспоминая Джулию, почти совсем не думая о ней.

– Ну, что у нас сегодня? – спросил старый мерзкий педик по прозвищу Тетушка Ви, стоявший перед Дунканом в очереди за ужином. – Может, омары? Паштет? Телятина?

– Баранина, – ответил раздатчик.

– Фи! – сморщилась Тетушка Ви. – Ей даже не хватило фантазии прикинуться барашком. Положи мне с горкой, миленький. Говорят, нынче и в Бруксе³⁰ кормят не лучше.

Последнюю фразу она адресовала Дункану, закатив глаза и поправляя волосы, спереди обесцвеченные перекисью и уложенные волной, для приобретения коей на ночь голова обматывалась веревочками. Нарумяненные щеки и девически алые губы создавались с помощью библиотечных книг в красных переплетах – не было ни одной без проплешин, оставленных губами Тетушки и ей подобных.

Дункан ее терпеть не мог. Он молча взял еду и отошел.

– Ох, какие мы нынче гордые! – прошипела Тетушка. С миской она прошла к своему столу, где уже