сидели ее подружки, и, схватившись за грудь, завопила: – Кошмар! Мне только что плюнули в душу! И кто? Вон та маленькая мисс Трагедия Пирс!..

Опустив голову, Дункан пошел в другой конец зала. Кроме него и Фрейзера за столом у входа кормились еще восемь человек. Фрейзер уже был на месте. Он оживленно беседовал с сидевшим напротив человеком по фамилии Уотлинг, тоже отказником. Тот слушал, сложив руки на груди, а Фрейзер что-то ему доказывал, подавшись вперед и пристукивая кулаком по клеенчатой столешнице. Он не заметил Дункана, который, отодвинув стул, сел поблизости. Другие заключенные приветливо кивнули:

– Здорово, Пирс! Все путем, сынок?

За столом Дункан и Фрейзер были самые молодые. К Дункану особенно благоволили и частенько опекали.

– Как дела? – спросил пожилой мужчина. – Повидался с сестренкой?

– В субботу приезжала, – сказал Дункан.

– Она у тебя добрая. И милашка. – Сосед подмигнул. – А это никому не вредно, точно?

Дункан улыбнулся, но потом втянул носом и сморщился:

– Чем это воняет?

– А как ты думаешь? – сказал сосед с другой стороны. – Этот сволочной слив опять забило.

Неподалеку от стола находился сточный колодец, куда заключенные с первого этажа сливали параши. Он вечно забивался; Дункан опрометчиво глянул и узрел сток, до краев наполненный тошнотворным месивом мочи и бурого говна.

Охнув, он отвернулся вместе со стулом. Поковырял в миске. От еды тоже мутило: жирная баранина, серая картошка, немытая разваренная капуста с прилипшими песчинками.

Видя его мучения, сидевший напротив зэк усмехнулся:

– Аппетитно, да? Знаешь, вчера в какао я нашел мышиное дерьмо.

– Это что, вон Эванс из третьей зоны в хлебе ногти обнаружил! – сказал кто-то. – Суки из корпуса «Ц» нарочно это делают. Главное, Эвансу так жрать хотелось, что он все умял! Просто выбирал ногти и хавал дальше!

Все скривились. Пожилой сосед Дункана вздохнул:

– Это как мой папаша говаривал: «Пригнала нужа к поганой луже». Я вот не понимал, пока здесь не оказался.

Треп продолжался. Соскребя с капусты песок, Дункан вилкой подцепил лист. Сквозь болтовню обрывками долетал голос Фрейзера: «Неужели ты думаешь, что с таким количеством отказников здесь и в Мейдстоне...» Конец фразы утонул в гвалте. На бетонном полу разместилось пятнадцать столов. За каждым – десять-двенадцать человек, и потому от разговоров, смеха, скрипа стульев и окриков надзирателей стоял невыносимый шум, который усугубляла странная акустика здания, превращавшая любой возглас в объявление на вокзале Кингз-Кросс.

Вот, к примеру, раздался вопль, всех заставивший вздрогнуть. Старший надзиратель мистер Гарнир прогалопировал по залу и с визгливой бранью – «Ах ты, паскудник!» – набросился на зэка, который всего- навсего уронил картофелину, расплескал подливку или что-нибудь в этом роде. Брань лилась точно гавканье разъяренной твари, но все лишь глянули и равнодушно отвернулись. Дункан заметил, что Фрейзер вовсе не посмотрел. Он все еще спорил с Уотлингом. Потом цапнул себя за стерню волос и рассмеялся:

– Нам никогда не договориться!

Реплика прозвучала отчетливо, ибо после извержения мистера Гарнира все попритихли. Сосед Уотлинга – осужденный за грабеж дезертир по фамилии Хэммонд – скорчил кислую мину:

– Может, тогда на хрен заткнешься и дашь нам передохнуть? Весь твой базл – сплошной пердеж. Хорошо тебе языком трепать. Говнюки вроде тебя всегда выгадают – и на войне и без войны.

– Ты прав, выгадаем, – сказал Фрейзер. – Потому что такие, как ты выразился, говнюки точно знают, что говнюки вроде тебя будут рассуждать именно так. Если в мирное время рабочие не видят ничего хорошего, у них нет причины не идти на войну. Дайте им достойную работу и жилье, а их детям – приличную школу, и они в момент разглядят смысл в пацифизме.

– Вот уж хер тебе! – окрысился Хэммонд, невольно втягиваясь в спор.

Зэк с другого края стола тоже не устоял. Еще кто-то сказал, что обычного работягу Фрейзер, похоже, считает безгрешным ангелом.

– Попробовал бы ты управиться с ними на заводе, когда их целая кодла, – говорил зэк, сидевший за растрату. – Уж поверь мне, вмиг запел бы по-иному.

– А как же фашисты? – наседал Хэммонд. – Что, они тоже обычные работяги?

– Именно так, – сказал Фрейзер.

– А япошки?

– Ну, япошки – нелюди, – вмешался человек рядом с Фрейзером, еще один дезертир по фамилии Джиггс. – Это всем известно.

Спор продолжался еще несколько минут. Дункан глотал свой мерзкий ужин, слушал, но молчал. Время от времени он поглядывал на Фрейзера, который все это затеял и взбаламутил весь стол, а сам с довольным видом откинулся на стуле, забросив руки за голову. Тюремная одежда сидела на нем скверно, как и на всех. Серая куртка с аляповатой красной звездой придавала лицу землистый оттенок, воротничок рубашки почернел от грязи, однако Фрейзер умудрялся выглядеть если не красивым, то ладным, тогда как все другие казались измученными заморышами. В Уормвуд-Скрабс он сидел три месяца, ему оставалось еще лишь девять; до этого Фрейзер отбыл год в тюрьме Брикстон, известной своей строгостью. Как-то он сказал, что даже Брикстону далеко до его школы. Пока же от пребывания в Скрабсе пострадали только его руки – он работал в цехе плетения корзин и еще не приноровился к инструментам. На пальцах вздулись волдыри размером с шиллинг.

Перехватив взгляд Дункана, Фрейзер улыбнулся и громко сказал:

– Не хочешь поучаствовать в нашей дискуссии, Пирс? Что ты обо всем этом думаешь?

– Ни хрена он ни о чем не думает, – вмешался Хэммонд. – Ему все пофиг... Точно, пацан?

Дункан смущенно заерзал.

– Просто не вижу смысла в бесконечных разговорах, если ты это имеешь в виду. Мы ничего не можем изменить. Зачем тогда пытаться? Это не наша война, чужая.

– Вот уж точно, чужая сраная война! – кивнул Хэммонд.

– Вот как? – спросил Фрейзер.

– Да, когда ты здесь, – ответил Дункан. – Все остальное тоже чужое. В смысле, все важное: доброе и злое...

– Во, бля! – зевнул Джиггс. – Точно старый зэк с пожизненным сроком!

Иными словами, ты делаешь именно то, чего от тебя хотят такие, как Гарнир, Дэниелс, Черчилль³¹ и прочие. То есть отказываешься от права мыслить! Я тебя не виню, Пирс. Здесь тяжело, нет стимула чем-то заниматься. Когда тебе даже новости не дают послушать! А вот это... – С полки под столом он взял «Дейли экспресс».

В раскрытом виде газета напоминала рождественскую снежинку, какие мастерят школьники: колонки новостей были вырезаны, остались только семейные и спортивные страницы и комиксы. Фрейзер кинул газету на место. – Вот что они сотворят с твоими мозгами, если позволишь. Не позволяй, Пирс!

Фрейзер говорил очень напористо, не отводя ясных голубых глаз, и Дункан почувствовал, что краснеет.

– Тебе-то легко... – начал он, но взгляд Фрейзера сместился за его плечо и стал иным. Фрейзер увидел мистера Манди, шедшего меж столов, и вскинул руку.

– Эгей, мистер Манди! – театрально воскликнул он. – Сэр, вы именно тот, кто нам нужен!

Надзиратель неспешно приблизился. Дункану кивнул, однако на Фрейзера взглянул с опаской.

– Ну, в чем дело? – спросил он мягким приятным голосом.

– Ни в чем, – ответил Фрейзер. – Просто я подумал, что вы сумеете объяснить, почему тюремная система с таким усердием старается превратить своих обитателей в идиотов, когда могла бы... ну, не знаю... воспитывать, что ли?

Мистер Манди терпеливо улыбнулся, не желая втягиваться в разговор.

– Вот же, ты буровишь, чего хочешь, – сказал он, намереваясь продолжить обход. – Тюрьма