— Кольцо не забыли? — шепотом спросил молодой ван дер Лайден Ньюленда. Совсем еще неопытный шафер, он был преисполнен сознания своей ответственности.
Арчер повторил жест столь многих виденных им прежде женихов — правой рукой без перчатки ощупал карман своего темно-серого жилета, убедился, что тоненький золотой обруч (на внутренней поверхности которого было выгравировано: «Мэй от Ньюленда…апреля 187… года») на месте, после чего принял прежнюю позу и, держа в левой руке цилиндр и жемчужно-серые перчатки с черной строчкой, продолжал стоять, глядя на церковные двери.
Под каменными сводами торжественно гремел генделевский марш; волны звуков несли с собою смутные воспоминания о многих свадьбах, во время которых он с веселым безразличием стоял на той же алтарной ступени, наблюдая, как другие невесты вплывали в неф навстречу другим женихам.
«Как похоже на премьеру в опере!» — подумал он, узнавая все те же физиономии в тех же ложах (нет, на тех же скамьях). Интересно, когда прогремит последний звук архангельской трубы, будет ли при сем присутствовать миссис Селфридж Мерри со своим неизменным высоким, как башня, плюмажем из страусовых перьев на шляпе и миссис Бофорт с неизменными бриллиантовыми серьгами и с неизменной улыбкой, и приготовлены ли уже им на том свете соответствующие места на авансцене?
После этого еще осталось время оглядеть одно за другим знакомые лица в первых рядах: женские, полные любопытства и волнения, мужские — хмурые от мысли, что предстоит еще переодевание во фрак, а потом битва за угощение на свадебном завтраке.
Жениху показалось даже, будто он слышит слова Реджи Чиверса: «Как жаль, что завтрак состоится у старухи Кэтрин. Правда, Лавел Минготт, кажется, настоял, чтобы — все блюда готовил его повар, и, значит, они будут хороши — если только удастся до них добраться». А Силлертон Джексон авторитетно заявляет: «Мой милый друг, разве вы не знаете? Завтрак будет сервирован на маленьких столиках, по последней английской моде».
Взор Арчера на мгновение остановился на левом ряде скамей, где его мать, которая вошла в церковь под руку с мистером Генри ван дер Лайденом, тихонько плакала под кружевной вуалью, спрятав руки в отделанную горностаем муфту своей бабушки.
«Бедняжка Джейни, — подумал он, глядя на сестру, — если она даже свернет себе шею, то сможет увидеть лишь самые первые ряды, где сидят, главным образом, безвкусно одетые Ныоленды и Дэгонеты».
По эту сторону белой ленты, отделявшей места для обоих семейств, он увидел красную физиономию Бофорта, который с высоты своего роста дерзко разглядывал женщин. Рядом восседала его супруга, вся в серебристых шиншиллах и фиалках, а на дальнем конце ленты виднелась прилизанная голова Лоренса Леффертса, который, казалось, стоит на страже «хорошего тона», этого невидимого божества, распоряжающегося всею церемонией.
«Интересно, сколько погрешностей острый глаз Леффертса заметит в ритуале своего кумира?» — подумал Арчер. Потом он вдруг вспомнил, что некогда и сам считал все это очень важным. Все, что прежде заполняло его дни, теперь казалось не то ребяческой пародией на жизнь, не то спорами средневековых схоластов о метафизических терминах, смысла которых никто никогда не понимал. Бурная дискуссия по поводу того, следует ли устраивать «выставку» свадебных подарков, омрачила последние часы перед свадьбой, и Ньюленд просто не мог понять, как взрослые люди способны доводить себя до исступления из- за подобных пустяков. В конце концов вопрос решила (отрицательно) миссис Велланд, со слезами возмущения заявив, что скорее пустит к себе в дом репортеров. А ведь было время, когда Арчер имел обо всем этом вполне определенное и довольно непримиримое мнение и когда все, касающееся обычаев и нравов его маленького клана, казалось ему исполненным поистине мирового значения.
«И все это время, — подумал он, — где-то, наверное, жили настоящие люди и с ними происходили настоящие события…»
— Идут! — взволнованно прошептал шафер; однако жених знал, что это еще не они.
Осторожно приоткрывшаяся дверь церкви означала всего лишь, что извозопромышленник мистер Браун (весь в черном, как и подобает дьякону, в качестве которого он теперь выступал) производил предварительный смотр своим войскам, прежде чем построить их в боевой порядок. Дверь снова бесшумно закрылась, затем, спустя еще какое-то время, ее торжественно отворили, и по церкви пронесся шепот: «Родственники!»
Впереди, под руку со старшим сыном, шла миссис Велланд. Ее крупное румяное лицо выражало приличествующую случаю торжественность. Темно-фиолетовое атласное платье с бледно-голубыми вставками по бокам и голубые страусовые перья на маленькой атласной шляпке вызвали всеобщее одобрение, но не успела она, величественно прошелестев юбками, занять свое место в ряду напротив миссис Арчер, как зрители уже принялись вытягивать шеи, стараясь разглядеть, кто следует за ней. Накануне разнесся фантастический слух, будто миссис Мэнсон Минготт, презрев свою немощь, решила присутствовать на церемонии, и это намерение было до такой степени под стать ее отваге, что в клубах заключались пари на большие суммы насчет того, сможет ли она пройти по нефу и втиснуться в узкое сиденье. Стало известно, что она послала своего плотника посмотреть, нельзя ли снять заднюю стенку ее скамьи, и измерить расстояние между сиденьем и спинкой предыдущего ряда, но результат оказался неблагоприятным, и вся семья пережила беспокойный день, в течение которого старуха носилась с мыслью проехать по нефу в своем огромном кресле на колесиках и, словно на троне, воссесть у подножия алтаря.
Чудовищная затея миссис Минготт выставить себя на всеобщее обозрение столь неподобающим способом причинила такие страдания ее родным, что они готовы были озолотить того хитроумного человека, который вдруг обнаружил, что кресло слишком широко и потому не пройдет между железными стойками парусинового тента, натянутого над входом в церковь.
Мысль о том, чтобы убрать этот тент и открыть невесту взорам толпы портних и репортеров, которые с боем рвались к отверстиям в парусине, превозмогла даже храбрость старухи Кэтрин, хотя она какое-то время и рассматривала этот план.
— Но ведь они смогут сделать фотографию моей девочки и
Благодаря Джексонам вся эта шумиха получила широкую огласку, но несколько любителей сильных ощущений все еще надеялись, что старуха Кэтрин приедет в церковь, и когда вместо нее явилась ее невестка, накал страстей заметно понизился. У миссис Лавел Минготт был яркий румянец и тусклый взгляд от непомерных усилий, с какими дамы ее возраста и комплекции втискиваются в новое платье, но, когда разочарование, вызванное отсутствием ее свекрови, улеглось, все согласились, что ее черные шелковые кружева в сочетании с сиреневым атласом и шляпкой из пармских фиалок превосходно контрастируют с голубыми и темно-фиолетовыми тонами миссис Велланд. Совсем иное впечатление произвела костлявая жеманная дама, которая шла вслед за нею под руку с мистером Минготтом, и, когда это взъерошенное видение в немыслимом наряде из торчащих во все стороны лент, бахромы и развевающихся шарфов возникло в поле зрения Арчера, сердце его сжалось и на мгновение перестало биться.
Он был уверен, что маркиза Мэнсон все еще в Вашингтоне, куда она около месяца назад уехала со своею племянницей Эллен Оленской. Считалось, что ее внезапный отъезд вызван желанием госпожи Оленской оградить тетушку от пагубного влияния доктора Агафона Карвера, который чуть было не завербовал ее в ряды прозелитов «Долины Любви», и поэтому никто не ожидал, что какая-либо из этих двух дам приедет на свадьбу. С минуту Арчер стоял, вперив взор в фантастическую фигуру Медоры и стараясь разглядеть, кто идет за ней, но оказалось, что она замыкает шествие, — менее значительные члены семьи заняли свои места, и восемь рослых распорядителей, подобно готовым к перелету птицам, проскользнув сквозь боковые двери, уже собрались в притворе.
— Ньюленд! Да послушайте же!
Арчер вздрогнул.
С тех пор как его сердце перестало биться, прошло уже, очевидно, немало времени, ибо бело-
