Доктор Карвер откланялся, и миссис Мэнсон со вздохом, который мог одинаково означать и сожаление, и облегчение, снова жестом предложила Арчеру сесть.

— Эллен сейчас вернется, а пока я рада посвятить вам это тихое мгновенье.

Арчер пробормотал что-то насчет радости по поводу столь приятной встречи, и маркиза своим низким, как бы задыхающимся голосом продолжала:

— Я все знаю, мистер Арчер, моя девочка рассказала мне обо всем, что вы для нее сделали. Ваш мудрый совет, ваша мужественная твердость — слава богу, что это было не слишком поздно!

Молодой человек слушал ее с глубоким смущением. Есть ли на свете хоть кто-нибудь, кому госпожа Оленская не поведала об его вмешательстве в ее личные дела?

— Мадам Оленская преувеличивает, просто я по ее просьбе дал ей юридический совет.

— Да, но при этом… при этом вы были бессознательным орудием… каким словом мы, современные люди, обозначаем провидение, мистер Арчер? — вскричала маркиза, склонив голову набок и загадочно смежив веки. — В ту минуту вы не знали, что и ко мне обратились с просьбой и мне был задан вопрос — через Атлантический океан!

Она посмотрела через плечо, словно боясь, что их могут подслушать, после чего, придвинув ближе свой стул и подняв к губам крошечный веер из слоновой кости, прошептала:

— Ко мне обратился сам граф — бедный, безумный, глупый Оленский, который умоляет ее вернуться на любых угодных ей условиях.

— Великий боже! — воскликнул Арчер, вскакивая со стула.

— Вы в ужасе? Да, да, конечно, я понимаю. Я не защищаю несчастного Станислава, хотя он всегда называл меня своим лучшим другом. Он не защищает самого себя — он припадает к ее ногам… в моем лице. — Она ударила себя по своей впалой груди: — Здесь у меня его письмо.

— Письмо? Госпожа Оленская его видела? — пробормотал Арчер, совершенно сбитый с толку этим неожиданным сообщением.

Маркиза Мэнсон тихонько покачала головой.

— Время, время. Мне нужно время. Я знаю Эллен, она упряма, надменна и, я бы сказала, иногда не умеет прощать.

— Господи, простить — это одно, а вернуться в этот ад…

— О да, — согласилась маркиза, — это ее слова — моя бедная чувствительная девочка! Но, с точки зрения материальной, мистер Арчер, если можно снизойти до мысли о таких вещах, знаете ли вы, от чего она отказывается? Эти розы здесь на диване — их там целые плантации, в теплицах и под открытым небом в его несравненных, спускающихся террасами садах в Ницце! Драгоценные камни, исторические жемчуга, изумруды Собеских,[130] соболя… Но ей все это не нужно! Искусство и красота— вот что ей нужно, вот чем она живет, точь-в-точь как всегда жила и я, — и это тоже было у нее в избытке. Картины, бесценная мебель, музыка, блестящие беседы — о, мой милый юноша, простите меня, но здесь вы даже понятия об этом не имеете! И все это у нее было, и преклонение великих мира сего в придачу. Она говорит, что в Нью-Йорке ее не считают красивой — о, боже! Ее портрет писали девять раз, величайшие художники Европы домогались этой чести. Неужели все это ничего не значит? А раскаяние безгранично любящего мужа?

Воспоминания о прошлом привели маркизу Мэнсон в состояние экстаза, и восторженное выражение ее лица немало позабавило бы Арчера, если бы он не онемел от изумления.

Он бы рассмеялся, если бы ему сказали, что он впервые увидит несчастную Медору Мэнсон в образе посланца самого Сатаны, но сейчас ему было не до смеха, и ему казалось, что она явилась прямиком из ада, откуда Эллен Оленской только что удалось вырваться.

— Ей еще ничего не известно… обо всем этом? — отрывисто спросил он.

Миссис Мэнсон приложила лиловый палец к губам.

— Я ей ничего не говорила, но, быть может, она подозревает? Кто знает? По правде говоря, мистер Арчер, я хотела сначала повидаться с вами. С той самой минуты, как я услышала о твердой позиции, которую вы заняли, и о вашем влиянии на Эллен, я надеялась, что вы меня поддержите… что я смогу убедить вас…

— В том, что она должна вернуться? Я предпочел бы увидеть ее мертвой! — вне себя воскликнул молодой человек.

— Ах, — без видимых признаков возмущения пробормотала маркиза. Некоторое время она сидела в кресле, пальцами в митенках открывая и закрывая свой нелепый веер из слоновой кости, потом вдруг подняла голову и прислушалась.

— Она идет, — быстро прошептала она и, махнув рукой в сторону лежащего на диване букета, добавила — Следует ли понять вас так, что вы предпочитаете это, мистер Арчер? В конце концов, замужество есть замужество… и моя племянница все еще супруга…

Что за козни вы тут вдвоем строите, тетя Медора? — воскликнула госпожа Оленская, входя в комнату. Она была одета как на бал. Все на ней светилось и переливалось, словно сотканное из лучей мерцающей свечи, и она высоко несла голову, как хорошенькая женщина, бросающая вызов полной комнате соперниц.

— Мы говорили о том, душенька, что тебя ждет прелестный сюрприз, — отвечала миссис Мэнсон, вставая и игриво указывая на цветы.

Госпожа Оленская остановилась и взглянула на букет. Лицо ее не покраснело, но, словно молнией в летнюю грозу, озарилось белой вспышкой гнева.

— Фи! — воскликнула она резким голосом, какого Арчер еще ни разу не слышал. — Что за нелепость посылать мне букет! Почему букет? И почему именно сегодня вечером? Я не собираюсь на бал, я не невеста. Но есть люди, которые всегда ведут себя нелепо.

Она вернулась к двери, распахнула ее и крикнула:

— Настасия!

Расторопная служанка тотчас явилась на зов, и Арчер услышал, как госпожа Оленская, нарочно отчеканивая каждое слово, чтобы он мог уловить смысл ее речи, говорит по-итальянски:

— Сейчас же выкинь это в мусорную корзину, — и в ответ на негодующий взгляд Настасий добавляет — Впрочем, нет, бедные цветы тут ни при чем. Вели мальчику отнести их в третий дом отсюда, мистеру Уинсетту — тому темноволосому джентльмену, который сегодня у нас обедал. У него больная жена — быть может, они ее порадуют. Мальчик ушел? Ну что ж, голубушка, тогда сбегай сама. Накинь мое манто и беги. Я хочу поскорее убрать их из дому. И ни за что на свете не говори, что они от меня!

Она накинула на плечи служанки свое нарядное бархатное манто и вернулась в гостиную, громко хлопнув дверью. Грудь ее высоко вздымалась под кружевами, и Арчер подумал, что она вот-вот заплачет, но вместо этого она рассмеялась и, переводя взгляд с маркизы на Арчера, спросила:

— Ну, а вы — вы подружились?

— Об этом пусть скажет мистер Арчер, милочка. Он терпеливо ждал, пока ты одевалась.

— Да, времени у вас было достаточно, я никак не могла прибрать волосы, — сказала госпожа Оленская, подняв руку к взбитым локонам прически. — Кстати, доктор Карвер уже ушел, а вы можете опоздать к Бленкерам, тетя. Мистер Арчер, будьте так добры, посадите тетю в карету.

Она пошла за маркизой в прихожую, проследила, чтобы ее облачили во всевозможные ботики, палантины и шали, крикнула ей вслед:

— Позаботьтесь, чтобы карета вернулась за мною к десяти, — и прошла обратно в гостиную.

Возвратившись туда же, Арчер увидел, что она стоит у камина и смотрит на себя в зеркало. В нью-