же вспомнил чувство, которое испытывал, когда Бет пила.
Роф привлек ее к себе на мгновение, просто обнимая. Затем, поддерживая Бет одной рукой, позволил ее ногам коснутся пола, а другой взял пузырек с шампунем и выдавил немного ей на голову. Взбив пену на ее волосах, он старательно их промыл. Роф осторожно помассировал кожу Бет куском мыла так тщательно, как смог, не отпуская ее при этом, а затем убедился, что смыл всю пену.
Он выключил воду, вылез из душа, вновь подхватив Бет на руки, и взял полотенце. Завернул ее в него и снова посадил на столешницу так, чтобы она опиралась спиной о стену и зеркало. Он тщательно вытер ей волосы, лицо, шею и руки. Затем ступни, икры и колени.
Кожа Бет какое-то время будет сверхчувствительной. Так же, как ее зрение и слух.
Во время Перехода он выискивал какие-то изменения в ее теле, и не нашел ни одного. Бет была того же роста, что и прежде. И все также идеально умещалась в его объятиях. Роф даже подумал о том, что она, возможно, сможет выходить при свете дня.
— Спасибо, — прошептала Бет.
Он поцеловал ее и отнес на диван. Затем снял с кровати влажные простыни и подушки. Чтобы перестелить постель, Рофу пришлось приложить усилия. Ему было нелегко даже найти другой комплект простыней, а уж правильно застелить их оказалось для него просто чертовски тяжело. Закончив, наконец, Роф подхватил Бет на руки и усадил на чистый атлас.
Ее глубокий, удовлетворенный вздох был лучшим комплиментом из тех, что он когда-либо получал.
Роф встал на колени рядом с кроватью, внезапно осознав, что его кожаные брюки и ботинки промокли насквозь.
— Да, — прошептала Бет.
Он коснулся губами ее лба. — Что «да», моя
— Я выйду за тебя.
Глава 35
Батч сделал еще круг по гостиной, и, наконец, остановился у камина, взглянув на сложенные в очаге бревна. Он представил, как здорово, должно быть, сидеть у камина в зимний день на таком вот диване с шелковой обивкой и смотреть на игру пламени, ожидая, пока дворецкий подаст горячий пунш или что-то вроде.
Что, черт возьми, кучка подонков делает в таком месте, как это? Батч даже через холл слышал доносящееся эхо голосов. Вот уже несколько часов они торчали, как он предполагал, в столовой, трепя языками, как бабы. По крайней мере, их выбор музыки для обеда был что надо. Тяжелый рэп, 2Pac[122], Jay-Z, D-12[123] громыхали по всему дому, временами позволяя расслышать взрывы смеха. Конечно же, шуточки стопроцентных мачо.
Уже, наверно, в миллионный по счету раз Батч посмотрел на входную дверь.
Когда они втолкнули и заперли его в этой гостиной, а сами направились куда-то по коридору уже почти целую вечность назад, первым делом Батч подумал о побеге. Он не сомневался, что слиняет из этого дома, даже если ему придется разбить стекло, выкинув кресло в окно. А выбравшись отсюда, он позвонит Хосе, и потом притащит весь участок к парадным дверям этих ублюдков.
Но прежде, чем он поддался порыву, у самого его уха раздался голос. — Я надеюсь, ты думаешь о побеге.
Батч развернулся и стал медленно отступать. Парень с короткой стрижкой и шрамом на лице стоял совсем близко, хотя Батч не слышал даже шороха при его приближении.
— Ну же, — те черные, странные до одури глаза, не отрываясь, следили за Батчем. В их глубине читалась проницательность голодной акулы. — Вышиби ту дверь. Удирай со всех ног. Беги быстро, думай головой. Зови на помощь. Но знай, что я приду за тобой. Как катафалк за покойником.
— Зейдист, отвали от него, — в дверном проёме показалась голова парня с офигенной шевелюрой. — Человек нужен Рофу живым. Пока что.
Тот, что со шрамом, кинул на Батча последний взгляд.
— Рискни. Только рискни. И я лучше затравлю тебя, как добычу, чем разделю обед с ними.
С этими словами он не спеша вышел.
Несмотря на угрозу, Батч рассмотрел возможные варианты. Телефона поблизости не было, и, судя по панели системы безопасности, которую он заприметил в холле, все окна и двери в доме были нашпигованы сигнализацией, реагирующей на любой звук. Вариант «тайно улизнуть» отпадал.
К тому же он не хотел оставлять Бет.
Боже, а если она уже мертва…
Батч вдохнул и нахмурился.
Что за черт?
Тропики. Внезапно он почувствовал запах океана.
И, развернувшись, увидел…
Умопомрачительную женщину, стоящую в дверях. Изящная и элегантная, она была одета в тонкое, словно паутина, платье. А роскошные светлые волосы волнами ниспадали на плечи, доходя до бедер. Ее изумительное лицо было верхом совершенства, а светло-голубые глаза подобны морской глади.
Будто опасаясь его, она сделала шаг назад.
— Нет, — сказал он, ступая вперед. Батч не мог не думать о тех мужчинах дальше по коридору. — Не иди туда.
Она посмотрела по сторонам, словно разыскивая, кого позвать на помощь.
— Я не причиню тебе зла, — поспешил он заверить.
— А откуда мне это знать?
В ее голосе слышался едва уловимый акцент. Как и у них у всех. Может, русский?
Он поднял руки ладонями вверх, желая показать, что безоружен.
— Я коп.
Ну ладно, это была уже не совсем чистая правда, но он хотел успокоить девушку.
Она слегка приподняла подол своего платья, словно намереваясь уходить.
А, черт, не стоило использовать это слово на букву «к». Если она была подружкой одного из них, тогда после упоминания словосочетания «представитель закона», скорей всего, просто сбежит.
— Я не при исполнении, — сказал он. — Ни оружия, ни значка.
Внезапно она отпустила подол платья, выпрямила плечи, будто собрав всю свою смелость, и шагнула вперед. Каждое ее движение было плавным и грациозным. Батч помалкивал, боясь ляпнуть чего. При этом он старался выглядеть меньше, чем был на самом деле, менее угрожающим.
— Обычно он и близко не подпускает сюда ваш вид, — удивленно произнесла она.
Да уж, он мог представить, почему копы не часто тусовались в этом доме.
— Я жду… друга.
Она склонила голову на бок. И когда подошла еще ближе, ее красота едва не ослепила его. Такое лицо можно было увидеть только на обложках журналов, а стройное, с плавными изгибами тело было просто создано для подиума. И этот ее божественный аромат духов. Он проникал в его нос, в мозг. Она так восхитительно пахла, что у него даже увлажнились глаза.
«Она нереальна», промелькнуло у него в голове. Так совершенна и чиста.
Батчу казалось, что ему следует почистить зубы и побриться, прежде чем сказать ей еще хоть слово.
Что она делала в этом доме, с такими ублюдками?
При мысли о том, какой полезной она могла бы быть для них, у него сжалось сердце.
