– Значит, вы не из Лондона?
– Нет.
– А можно, ваша собачка поиграет с нашими?
– Конечно.
– Боже мой. – Шпора глядел, как колли присоединилась к собачьей своре, и все скрылись за домом. – Вам не кажется, что это была ошибка?
– Собака должна уметь постоять за себя, – ответила Эллен, в душе понимая, что Шпора абсолютно прав.
В стеклянном домике рассеянная женщина с синими волосами, изучавшая проспекты Открытого университета, вручила им корзинки для клубники.
– Самые лучшие ягоды справа от входа, – задумчиво пояснила она. – Удачи!
Видимо, это и есть Пикси, приятельница Фили, решила Эллен.
Минут десять спустя Шпора засмеялся и протянул ей на ладони ароматное красное сердечко:
– Ешьте!
– Я не могу. Это нечестно, – ответила она.
– Можете. Ешьте. Эллен не устояла.
И вот уже оба они одну ягоду стали класть в корзину, а другую – в рот. Каждый хотел обогнать другого, поскорей наполнить свою корзинку, но в тоже время не мог противиться искушению, и самые крупные, сочные ягоды попадали в рот.
– Я всегда считала, что в таких местах должны взвешивать не только корзины, но и посетителей – до и после сбора ягод, – сказала Эллен, охотясь среди зеленых листьев за своей сладкой добычей.
– Чтобы узнать, сколько весит нечистая совесть?
Когда они вышли из сада, Пикси на скамейке уже не было. На ее месте сидела старшая из ее дочерей, рисовала каракули на проспектах Открытого университета и болтала по мобильному телефону. Она с интересом смотрела на Шпору, пока тот снимал со стола подносы с рассадой. Улыбнувшись девушке своей мефистофельской улыбкой, покупатель прошел к прилавку.
Не прекращая болтать по телефону, девица взвесила корзинки с клубникой.
– Да, он по-прежнему с ней, хотя черт его знает, что он в ней находит. А уж голосок у нее такой нежный – словно кошке наступили на хвост. Тридцать пять фунтов шестьдесят центов. – Она подняла глаза на покупателей.
– Сколько-сколько? – Эллен поспешно засунула обратно двадцатку, которую нащупала в шортах.
– Тридцать пять фунтов шестьдесят центов. Благодарю. – Девица взяла пятьдесят фунтов, протянутые Шпорой, и улыбнулась ему, не скрывая своего восхищения. – Дилли говорит, что Эли Гейтс изо всех сил пытается разлучить эту парочку. Ее чокнутая мамаша типа ведьмы или колдуньи. Она всегда знает, где что происходит. Да, согласна, она задавака. Но Дилли держится просто молодцом. Четырнадцать сорок. – Она протянула Шпоре сдачу и подмигнула.
Когда они были уже возле выхода, до них донеслось:
– Слушай, к нам сейчас такой клевый чувак заходил! Жаль только, что с женой. Ты бы его видела! Нет, что ты, не местный.
– Это весьма лестно для меня, – сказал Шпора, когда они вышли на улицу.
– То, что вас назвали клевым чуваком?
– Нет.
– Значит, то, что вы не похожи на местного?
– Нет. То, что вас приняли за мою жену.
– Ха-ха.
– Мы, правда, похожи на мужа и жену – сказал Шпора, невозмутимо глядя на нее. – Вместе выбираем растения для сада.
– С таким же успехом нас можно принять за брата и сестру, – парировала Эллен. – Между прочим, вы сегодня подговорили меня прыгнуть с обрыва и довели до слез.
– Еще нас можно принять за хозяйку поместья с личным садовником.
– За совладельцев фабрики по производству клубничного джема. Или просто за обжор. – Она кивнула на полные корзины клубники.
– Или за любовников. – Шпора прислонился к машине, пока Эллен открывала ее.
– Или просто за попутчиков. Мы ведь едва знаем друг друга, – вставила девушка.
– Ну нет. Еще как знаем, – улыбнулся ее собеседник.
– Тогда за друзей. – Она спокойно посмотрела на него.
– Нет. – Он отрицательно тряхнул головой, все еще улыбаясь. – Я больше не завожу друзей.
Пока Беллинг расставлял подносы с рассадой на заднем сиденье, Эллен отошла за Сноркел. В составе банды новых приятелей та весело атаковала хорошо одетую пару с двумя разъяренными мопсами.
– Вы туристы?
– Да.
– Вы из Лондона?
– Нет. Мы из Эшбриджа.
– Можно, ваши собачки поиграют с нашими?
– Еще чего не хватало! Кыш! Ваши дети плохо воспитаны, – обратилась дама к подошедшей Эллен.
Когда на обратном пути девушка рассказала этот эпизод Шпоре, он весело расхохотался:
– Итак, вы моя жена и у нас орава невоспитанных детишек! Никогда еще будущее не представлялось мне в столь радужном свете.
Пока Шпора снимал барьеры с крыши джипа Эллен поставила клубнику в холодильник и тихонько пробралась к пруду, чтобы со дна его вытащить палкой смятый бумажный кораблик и подкову. Она стала мыть их под уличным краном, но бумага размокла и расползлась у нее в руках.
Надев шланг на кран, она принялась смывать остатки водорослей с труб, проложенных по дну пруда.
– Чем это вы тут занимаетесь? – спросил Шпора, подходя к ней.
– Так, мне нравится дрызгаться в воде, – ответила Эллен.
Шпора взял шланг у нее из рук. Девушка подумала, что он собирается облить ее водой с ног до головы. Но он направил струю на одну из клумб, чтобы смочить землю перед высадкой рассады.
– Отец собственными руками вырыл этот пруд, – рассказывала Эллен с гордостью, совершенно неожиданной для нее самой. – С ним перед этим как раз случился сердечный приступ. Но он проводил здесь с лопатой все дни с утра до вечера. Папа вообще не понимает, что значит покой.
– Вы явно пошли в него.
– Может быть.
– Как сейчас он себя чувствует?
– Ничего. По-прежнему себя не жалеет. Мама боится, что, когда этот дом будет продан, он, неровен час, упадет замертво где-нибудь в горах Испании, и она останется одна. Говорит, что ему и так эти годы отпущены в кредит. Но папа всегда выплачивал все кредиты. Так что он проживет еще сто лет.
Спустившись на дно пруда, Эллен палкой прочищала забившиеся отверстия фонтана.
– Откуда у вас такая уверенность?
– Просто я хочу, чтобы это было правдой.
– Не лучше ли смотреть правде в глаза? И быть готовым ко всему? – Шпора, казалось, не замечал, что льет воду в одно и то же место.
Эллен отбросила палку и вылезла из пруда.
– Я видела, как он лежал, опутанный трубками, прикованный к аппаратам, которые поддерживали его жизнь. Нам сказали после первого инфаркта, что он не выживет. Я ко всему была готова, но обошлось же. Папа считает, что он бессмертен. Кто посмеет запретить человеку жить вечно, если ему захочется? Уж во всяком случае не я.
Он продолжал лить воду в то же место, где уже образовалась лужа.
– Я спрашиваю потому, что моя мать очень больна. Безнадежно больна. Она умирает.
