крутанувшись, лишь в последний миг сдержал нажим, чудом успев перебороть себя, объяснить своему приученному отвечать пулей на пулю телу, что враг никак не мог успеть оказаться там…
…там, где была Тайна.
«Наган» щелкнул снова, в тоненькой девичьей руке этот револьвер казался огромным, и яркий на фоне ночной тьмы огненный сноп лишь усиливал эффект. Казалось, стреляя из такой пушки, можно тигра завалить – но циркачка, опершись на целую руку, сумела встать и шагнула…
…навстречу третьему выстрелу.
Бац. Бац. Бац.
«Ну и какие выводы мы сделаем из финальной сцены свежепросмотренной кины, – насмешливо интересуется Старик. – Высокий моральный дух? Да, у настоящего коммуниста дух всегда на высоте – но представь, что было бы, стрельни эти олухи хотя бы раз тебе в голову, и не из „нагана“, а, скажем, из „кольта-45“? Мозги на пол-экрана, и никакого воспитательного эффекта, всю концовку фильма бы сгубили. В общем, делай вывод – „наган“ достоин внимания как револьвер главным образом из-за отсутствия конкуренции со стороны более заслуженных систем. Но – если ты захочешь кого- то из него уложить и сделать это хорошо, стреляй в голову!»
– Сучья… м-м-м…
Швейцарец опустил пистолет. Черт, может, она и не врала насчет ребенка, пронеслось у него в голове, а иначе откуда такая живучесть? Или это, или мутация, одно из двух. При всей хилой убойности «нагана» свалиться на пол только после шестой – в корпус, в упор – пули…
– М-м-м…
Он подошел к Тайне, и девушка молча ткнулась в его плечо, спряталась, прижалась…
– Ну-ну, – успокаивающе пробормотал Швейцарец. – Все в порядке. Все-все хорошо. И – ты молодец!
– М-м-м…
Тайна отодвинулась от него, провела рукой по лицу, стирая со щеки влажные дорожки – и словно не замечая, что все еще сжимает револьвер побелевшими от напряжения пальчиками.
– Сделай… что-нибудь, – попросила она.
Покосившись вниз, под ноги, Швейцарец на миг задумался. Наклонился, поднял обрез двустволки, переломил – все верно, стреляная гильза была лишь в одном стволе, левом, патрон же справа весело блеснул нетронутым капсюлем.
– М-мразь!
– Согласен, – сухо отозвался Швейцарец и нажал спуск.
– Она… теперь не встанет?
– После такого, – задумчиво глядя на оставленную картечным снопом дыру, произнес Швейцарец, – даже крокодилы не встают.
Глава 13
Вслепую пушка лупит, наотмашь шашка рубит,
и ворон большекрылый над битвою кружит.
А пуля знает точно, кого она не любит:
кого она не любит – в земле сырой лежит.
Будь сегодня ночью облачность, никаких проблем бы не было вовсе – иди себе спокойненько, только под ноги не забывай смотреть. Однако там, на небесах, главный по тучам и облакам решил, что достаточно поработал на них утренним дождиком. В чем-то, конечно, так оно и есть, но… полнолуние ведь на дворе!
Убедиться в этом прискорбном факте можно было легко – красная, словно прямо из бани, морда луны ехидно щурилась точно над нужной им точкой противоположного берега. Кроме наглой хари в небе имелись также звезды – в немереном количестве, и вдобавок на северо-западе переливалось нечто вроде хиленького северного сияния. Джентльменский набор, одним словом! И – тишина, хотя в скелете за их спинами какая-то ночная жизнь уже в разгаре – кто-то воет, кто-то ухает, кто- то визжит… жрут его, похоже, бедолагу… а может, и он жрет и визжит как раз от радости – больно уж долго визжит, за это время кого угодно можно три раза загрызть!
– Ну что? Как идем?
Айсман вздохнул:
– Ножками. Дальше ждать бессмысленно. Темнее не будет точно, зато раскочегарившаяся дрянь, – ствол Сашки уперся в красный диск, явно жалея о том, что данная заманчивая мишень представляет собой далеко не воздушный шарик, – с каждой минутой уползает все выше. А тени от нее при этом соответственно делаются все короче.
– Я имела в виду – идем вместе или по очереди?
– А что, есть какие-то яркие идеи?
– Считаю, – словно не замечая скептического тона Шемяки, произнесла девушка, – что нам сейчас надо лучше всего вспомнить формулу – один бежит, второй прикрывает. Мало ли что может встретиться на дне… и особенно на том берегу.
– Пожалуй… – Айсман лязгнул затвором, и долей секунды позже четкому щелчку Сашки эхом отозвалась «М16», – что и соглашусь. Но с поправкой. Ты бежишь, я прикрываю.
– Что, боишься, как бы пузо снова не растрясло?
– Нет. Просто в случае «мало ли что» твоя супер-броняшка подарит лишний шанс нам обоим.
– Согласна, – кивнула Анна. – На раз-два… пошла!
Глядя на ее пробежку, Шемяка едва не взвыл в голос. Она бежала хорошо, быстро – и забирала вправо, к приткнувшемуся в двух десятках метров от набережной пароходику. Тень-то у него была густая, но вот дальше расстилалось голое дно, в то время как слева цепь мусорных куч тянулась почти к дальнему берегу, считай, идеальная дорожка, только красный коврик постелить забыли.
Он с трудом дождался, пока она растворится в отбрасываемой корабликом черноте, – и сорвался с места.
Тот, давешний крупнокалиберный, стрелял откуда-то сверху, похоже, с крыши одного из домов на съезде с моста. Узнать бы, как там у него с сектором обстрела… причем узнать раньше, чем тебе в бок прилетит стограммовый «огурец». Впрочем, если что – Анна тоже шиш-с-два отсидится, повесят ракету, и все, здравствуй-прощай!
Мешок на спине казался сейчас якорем. «Пока добежим, сдохнем, – зло подумал Сергей. – Одно дело идти со всеми этими килограммами, даже по болоту, и совсем другое – галопировать на манер кобылы. Точно сдохнем, дыхалки не хватит – и тут кури не кури рояля не играет, лишние пять шагов никого не спасут».
Затем тень пароходика накрыла его, словно волна, и Айсман резко затормозил – чертовски, как выяснилось, вовремя. Еще шаг-другой – и влетел бы в борт, почему-то он оказался куда ближе от края тени, чем казалось сверху, с набережной, а уж какой бы грохот при этом пошел…
– Ты тише хрипеть не можешь?
Анна затаилась под кормой, просунув ствол винтовки прямо сквозь дыру в проржавевшем винте.
– Ну и какого хрена ты сюда завернула?
– В смысле?
– В смысле, как мы теперь дальше идти будем? – прошипел Сергей. – Мусор-то весь – во-он где. Или ты по-пластунски, на брюхе до того берега ползти собралась? Так ведь с рюкзаками нашими все равно получимся хуже, чем бородавки на заднице.
– Слушай, привыкни, наконец, к мысли, что я не глупее тебя…
– Да неужели?