До того как подали десерт, он четыре раза вставал из-за стола. Сначала – чтобы выпить таблетки, затем – чтобы взять сигару. Потом ему понадобилась спичка. Наконец он сказал, что ему нужно сделать срочный телефонный звонок.

– Я так скучаю по Майе, а тут еще эти разговоры… Господи, когда же она найдется?!

Когда сиделка мистера Леффлера отвезла его наверх, чтобы он поспал, Брюс попросил меня сходить за Осборном. Он сидел в бильярдной, жевал незажженную сигару, комкал фотографии своей семьи и швырял их в мусорную корзину. У него было такое плохое настроение, что ему даже не хотелось кричать «Гол!».

Когда мы спустились в столовую, он велел дворецкому принести фисташкового мороженого и немного шоколадного печенья. Мама решила переменить тему: она стала мягко, но настойчиво спрашивать Осборна, действительно ли одна из его компаний строит планы купить другую – ту, которая собирается производить какие-то нелепые приборы, при помощи которых по телевизору можно будет смотреть старые фильмы. С тех пор как она стала встречаться со своим финансистом, она стала довольно навязчиво выпытывать у Осборна информацию, которую можно было бы использовать при игре на бирже.

Осборн разломал печенье и стал соскребать желтыми зубами ванильную начинку.

– Извини, Лиз, но сегодня я не в том настроении, чтобы посвящать постороннего человека в тонкости коммерции.

Мама покраснела так, будто он дал ей пощечину. Я улыбнулся: не потому, что она выставила себя полной дурой, а потому, что Осборн, оказывается, не совсем потерял голову от горя.

Потом старик забросил в рот печенье без начинки и попросил, чтобы ему принесли бренди. Вдруг у него улучшилось настроение.

– По-моему, я до сих пор не поздравил Финна с днем рождения. С меня подарок!

Я опустил глаза и прекратил уплетать десерт. Надеюсь, он имеет в виду мотоцикл.

– Что вы, вы ничего не должны! Мы вам так обязаны…

– В данном случае возражения не принимаются.

– Главное – не спрашивать ничего об акциях. – Мама сделала вид, что приняла его замечание за забавную шутку.

Осборн, причмокивая, отхлебнул бренди.

– Мне бы хотелось, чтобы ты учился в колледже Сент-Марк. За мой счет.

Это, конечно, не мотоцикл, но таким образом можно было сбежать из Флейвалля. Я был первым и единственным получателем стипендии, учрежденной Огденом К. Осборном. И мама не имела к этому никакого отношения – сначала она изумилась, а потом так обрадовалась, что кинулась обнимать старика, опрокинув при этом стакан с водой.

– Благодарю вас, – сказал я, пожимая ему руку.

– Да не за что, Финн. Мне пришлось всего лишь пообещать им отстроить новую библиотеку.

Брюс потрепал меня по щеке и радостно заметил, что теперь я буду жить в том же общежитии, в котором раньше жил он. А Осборн намекнул, что у него есть одно условие:

– Лиз, надеюсь, ты не подумаешь, что я слишком много себе позволяю, но мне бы хотелось самому отвезти Финна в колледж и проследить за тем, как он там устроится. Мы поедем с ним вдвоем, согласна?

Мой успех был и ее успехом тоже, и она, конечно, жаждала разделить мой триумф. Но мама боялась, что Осборн передумает.

– Разумеется, согласна. В любом случае мне нужно будет уехать. Но пообещайте, что вы привезете фотографии.

Потом, когда мама поцеловала его в щеку на прощанье, я услышал, как он прошептал ей на ухо:

– Завтра утром, когда откроются торги, покупайте все акции – сколько сможете. В пятницу, когда их цена достигнет тридцати семи долларов, продавайте. А когда она упадет до семнадцати, опять покупайте.

Первого сентября частный самолет Осборна приземлился в аэропорту города Фремингхема, штат Массачусетс. Пока мы выруливали по взлетной полосе, я заметил, как из другого самолета выходил какой-то парень. Мой благодетель пояснил, что это принц из Саудовской Аравии, которого выпроводили из фешенебельной гостиницы за то, что в своей ванной зарезал овцу – хотел отпраздновать окончание месяца рамадан.

Осборн взбесился из-за того, что лимузин, который он вызвал, чтобы доехать двадцать восемь миль до колледжа, еще не прибыл на место. Он отправился в контору задать им перцу. Я тем временем помог пилотам разгрузить мой багаж. У меня с собой было два костюма, смокинг и три пиджака на каждый день, сшитые личным портным Осборна. Все мои вещи были уложены в шикарный дорожный набор известной французской фирмы, который подарил мне на прощанье Брюс. Когда прилетаешь на частном самолете, новые вещи уже не выглядят подозрительно.

Старик помахал мне из окна закусочной, находившейся рядом с вокзалом. Нам нужно было подождать машину. Он заказал нам черничный пирог с мороженым. На прилавке стоял немилосердно орущий телевизор. Люди внимательно нас разглядывали. Я решил, что они узнали Осборна, а может, были поражены тем, что мы прилетели на собственном самолете. Не исключено также, что их поразил мой чемодан. Они смотрели на нас так, как я сам раньше глазел на тех, кто был богаче меня. Вдруг я вспомнил, как в то утро, когда мы смотрели папин фильм, Брюс уверял всех, что все сводится к принципу «трахать и убивать».

Теперь мне уже не казалось, что я самозванец. Я действительно им стал. Пирог был не очень вкусный, а вот мороженое – вполне. Осборн стал выковыривать кусочек пирога из зуба золотой зубочисткой, а потом достал портфель.

– У меня для тебя есть прощальный подарок.

– Вы и так много для меня сделали.

– Позволь мне самому решать.

Он вытащил из сумки сверток, обернутый в дорогую бумагу. Пахло от него как-то странно – как будто там сидело какое-то животное. Потом старик развернул его и надел свой подарок мне на голову. Люди, хихикая, стали на нас оглядываться. У меня на голове красовался убор шамана племени яномамо, сделанный из хвоста обезьяны и перьев попугая. Когда я увидел себя в зеркало, то расхохотался, а когда оглянулся на Осборна, то увидел, что по его морщинистому лицу стекает слеза. Я решил, что он плачет потому, что ему будет меня не хватать, но потом заметил, что его печальный взгляд прикован к экрану телевизора, стоящего на прилавке. Момент стал менее душещипательным, когда я увидел, что в новостях показывают арест Майи в Филадельфии. Двое дюжих парней в куртках с эмблемой ФБР подхватили ее под руки. Осборн дал водителю лимузина сто долларов, чтобы тот помог мне устроиться в общежитии, и засеменил к самолету по асфальтированной взлетной полосе. Потом обернулся, помахал мне и крикнул:

– Я позвоню тебе, когда узнаю, что происходит, черт возьми!

– Скажите Майе… – крикнул я ему вслед.

Он уже поднимался по трапу самолета, а я все еще раздумывал, как облечь мои чувства в слова.

Когда мы приехали на место, то еще полчаса разыскивали мое общежитие. Я заявил водителю, что его помощь мне не нужна, и сам затащил наверх свои чемоданы. Мое новое жилище представляло собой старое кирпичное здание. Его построил сынок того парня, который догадался, как производить презервативы из резины.

Табличка, висящая на стене здания, ничего не говорила о том, как он заработал деньги. Просто Осборн как-то показал мне фотокарточку этого короля презервативов, когда мы просматривали снимки. Он был сфотографирован на велосипедных гонках в Медисон-Сквер-Гардн. Хотите верьте, хотите нет, но он назвал своего сына Рамзес. Я стал думать об этом не только потому, что по пути из аэропорта, сидя на заднем сиденье лимузина, проглотил несколько припасенных таблеток и запил их водкой. Дело в том, что я боялся думать о Майе, – мне казалось, что если я дам слабину, то сразу начну рыдать.

Моя комната находилась на четвертом этаже. Я потащился по лестнице, на каждой ступеньке задевая чемоданом, который стоил две тысячи долларов, железные перекладины. Меня это развлекало. Было приятно портить что-то по-настоящему дорогое.