видом захлопнула сумочку и бросила через плечо:

– Я уже уезжаю, так что подслушивать не буду, знакомьтесь на здоровье.

Как только дворецкий закрыл за ней дверь, открылась дверь, ведущая в библиотеку. Из нее вышел Осборн.

– Что ж, теперь, когда мы можем быть уверены, что моя жена действительно оседлала свое помело, мы и вправду можем поговорить о том о сем.

Голос у него был низкий и какой-то смешной. Он напомнил мне голос Фогхорна-Легхорна [30]. Только Осборн говорил не так медленно. Он был одет в гавайскую рубашку с надписью «Алоха» и блейзер с эмблемой Нью-Йоркского клуба яхтсменов, а также старые военные брюки цвета хаки, которые, впрочем, были хорошо выглажены. На ногах у него были золотистого цвета мокасины из тюленьей кожи.

Я прошел за ним в библиотеку размером с домик, в котором жили мы с мамой. Полки доходили до самого потолка, и все они были набиты книгами. Еще там стояла раскладная лестница, но мне сразу стало ясно, что он на нее давненько не взбирался. На стене висела картина с изображением обнаженной женщины с синей кожей. Нарисовал ее Пикассо – судя по полуметровой подписи. Кроме того, комната была украшена множеством черно-белых фотографий, на которые мне было бы очень интересно взглянуть, но как-нибудь в другой раз – сейчас у меня в голове вертелось столько вопросов, что не было желания любоваться красотой окружающей меня обстановки.

– Неужели миссис Осборн и правда знает моего папу? – На улице было не меньше тридцати градусов, и кондиционер работал во всю мощь, но в камине горел огонь.

– Это она так думает.

Осборн подбросил в огонь еще одно полено, из камина вылетели горящие щепки и упали на персидский ковер. Он беззаботно отшвырнул их ногой обратно, даже не заметив, кажется, что они оставили на ковре отметины.

– Как это понимать?

– Моя жена убеждена, что я твой отец.

У меня появилось такое ощущение, словно меня кто-то лягнул ногой прямо в живот.

– Не беспокойся, это не так.

– Тогда почему она так думает?

Я был зол. В основном потому, что они все никак не оставляли меня в покое. Но и потому, что на какую- то долю секунды я почувствовал, как где-то в самой глубине своего жадного сердца я возрадовался тому, что могу унаследовать частичку этого великолепия.

– Она может думать так по двум причинам, но ни одна из них тебя не касается. Понятно? – Он отрезал кончик сигары и засунул ее в рот, даже не поднеся к ней зажигалку. Он не собирался отчитываться в своих действиях перед кем бы то ни было, и уж тем более перед желторотым юнцом. – С другой стороны, никогда не узнаешь, можно ли доверять человеку, если не расскажешь ему о том, что для тебя действительно важно. Поэтому я расскажу тебе. Итак, во-первых: мне не очень приятно говорить об этом, но где-то по этой планете действительно бегают незаконнорожденные ребятишки, отцом которых являюсь я. Я был влюблен в их матерей… чаще всего. В общем, хорошо ли это, плохо или это вообще неважно, но у всех моих отпрысков есть счета в банках, которые я для них открыл. Так что, хоть они и самые обыкновенные ублюдки… Но только я не ублюдок. Что касается второй причины… – Курить незажженную сигару ему явно не понравилось, и тогда он чиркнул спичкой. – То, что я курю сигару, и то, что я говорил сегодня, навсегда останется между нами?

– Ясное дело. А вторая причина?

– Вторая причина – твоя мама.

Я знал это, но все-таки был шокирован.

– То есть вы с моей мамой…

Он знал, о чем я говорю. Миллиардер улыбнулся и сощурил глаза, словно он смотрел на солнце, а не на синий зад, стоивший четыре миллиона долларов.

– Мы с ней друзья. К сожалению.

– Вы хотите сказать, что, несмотря на то что ваша жена уверена в том, что я ваш ребенок, между вами и моей матерью ничего не было?

Он был удивлен тем, каким тоном я разговаривал. Да я и сам был удивлен. Ему, кажется, понравилась моя дерзость. Надеюсь, что так.

– Я не сказал «ничего». Кроме того, богатому человеку несложно найти себе любовницу, а вот друга – чертовски сложно.

Я весь обратился в слух. Когда в дверь постучали, я вздрогнул. Это был дворецкий. Он катил перед собой столик, на котором был накрыт ланч. Блюда лежали на серебряных подогреваемых блюдах с крышкой. Когда он вышел, Осборн продолжил:

– Моя жена не верит, что я способен дружить с женщиной, с которой не спал… Да, пожалуй, «дружить» – это наиболее подходящее слово.

Я и не знал, что мне делать – то ли заорать на него, то ли заплакать.

– Слушайте, я знаю, что вы трахаетесь с моей матерью.

Мне казалось, что сейчас он вышвырнет меня за дверь, и в тот момент мне хотелось именно этого. Не понимаю этих людей. Да что они к нам прицепились? Я был напуган. Тогда мне стало ясно, что даже если они не хотят мне вреда, то и ничего хорошего ждать от них не приходится.

– Знаешь это библейское изречение? «Скорее верблюд пройдет в игольное ушко, чем богатый человек во врата рая». Если тебя что-то не устраивает, то проваливай из моего дома.

Потом он стал медленно расстегивать ремень. Я был в ярости. Он снял брюки и трусы – в это время я окидывал взглядом комнату, чтобы найти, чем бы его стукнуть. Это было страшнее, чем любой фильм ужасов. Потом он стащил свою рубашку – тогда мне стало уже не так страшно, потому что Осборн выглядел просто отвратительно. Его кожа была болезненного бледно-желтого цвета, словно старый фаянсовый писсуар, варикозные вены выпирали, а живот, со следами многочисленных шрамов, свидетельствующих о бурной жизни, раздут. Но он хотел показать мне что-то другое.

– Смотри внимательно, сынок, потому что второго раза не будет.

Он приподнял свой длинный безжизненный необрезанный член и, усмехнувшись, указал на воспаленный красный шрам, который находился как раз в том месте, где полагалось быть мошонке.

– Эта медицинская процедура называется орхоэктомия. Это, собственно, значит, что тебе отрезают яйца для того, чтобы приостановить развитие рака. Тогда болезнь становится не такой прожорливой, не такой голодной. Я был в бессознательном состоянии, и тогда моя жена дала согласие на проведение операции. Почки у меня отказали, и простата стала размером с бейсбольный мяч. Tout le monde mange, et je suis le diner [31]. Когда я познакомился с твоей матерью, то думал, что мои дни сочтены. У тебя есть еще вопросы?

Наверное, мне нужно было извиниться, но я только кивнул в ответ. Старик опять натянул брюки и застегнул ремень.

– Ну что, есть-то мы будем?

Аппетит у меня пропал, но я все-таки согласился.

– Вот и отлично, потому что сегодня повар приготовил лучшего в мире цыпленка. – Но вместо того, чтобы приняться за еду, он выпил полдюжины таблеток, которые лежали на серебряном блюде рядом с бокалом с водой. – Вина хочешь?

– Когда мы сюда ехали, я пообещал маме, что никогда больше не буду пить.

– Что ж, а теперь у тебя появилась возможность проверить, можно ли доверять мне.

У вина был привкус осеннего дыма. Не помню, как назывался этот виноградник, но его владельцем был сам Осборн.

– Не хочу вам надоедать своими вопросами, но как так получилось, что вы с моей мамой подружились?

– Она спасла мне жизнь. – Он жевал с открытым ртом.

– Вы что, и правда думаете, что она может исцелять своим массажем?

– Нет. Но когда она пришла в мою больничную палату впервые, я держал в руках вот это. – Он вытащил