что, поскольку труд наемных трактористов дорожает, себестоимость продукции неминуемо возрастет. Но ты им скажешь, что сама по минимальной ставке обработаешь все поля и не согласишься переплачивать этим бездельникам из профсоюза.
— У тебя буйная фантазия, Никос. Но спасибо за такой восхитительный прогноз.
— Ты хорошо поработала. Прервемся на обед.
Они вернулись в дом, и Трейси направилась в ванную. Ей не терпелось переодеться. Она очень устала за эти несколько часов крестьянского труда. На поле она улыбалась и шутила, стараясь не выдать себя. Но теперь, оставшись одна, Трейси заметила, как сильно трясутся у нее руки от испытанного напряжения. Она умылась и переоделась. Это заняло больше времени, чем обычно. Руки не слушались ее. В дверь ванной постучались.
— Да? — откликнулась Трейси.
— Что ты так долго? — недоумевал Никос.
— Я сейчас буду, — слабым голосом отозвалась Трейси.
— С тобой все в порядке?
— Да, конечно.
— Если ты чувствуешь необходимость принять душ, я тебя не тороплю. Я просто хотел знать, как ты там. Имей в виду, Трейси, обед готов и остывает.
— Спасибо, Никос. Я сейчас выйду.
Трейси была готова расплакаться от испытываемого ею чувства усталости. Она вновь начала терзать себя вопросом, для чего она все это терпит. Третью ночь спит на жесткой узкой койке, живет в некомфортных условиях, а теперь еще вынуждена до смерти уставать, трудясь на поле в изнуряющую жару. Ради чего? Трейси села на край ванны и углубилась в свои размышления. Она устала настолько, что даже не хотела есть.
Когда Трейси наконец покинула ванную и появилась на кухне, она удивилась накрытому столу. Помимо плотной и калорийной пищи, которой предпочитал её потчевать Никос, она увидела спелые аппетитные фрукты. От одного взгляда на сочные яркие плоды Трейси повеселела.
— Ты должна очень хорошо питаться, — ласково произнес Никос, который, вероятно, заметил, что трудовые подвиги даются Трейси нелегко. — С завтрашнего дня никакого кофеина на завтрак. А в поле с собой возьмешь воду.
— Хорошо.
— В поле больше сегодня не пойдешь.
— Почему? — немного удивилась, но больше обрадовалась Трейси.
— Очень жарко. Рыжим опасно долго находиться на таком солнце. Я бы хотел, чтобы сразу после обеда ты пошла и полежала.
— Но я отлично себя чувствую, Никос.
— Это не имеет значения. В поле ты сегодня больше не пойдешь. Найди себе занятие в доме.
— Помою посуду и приготовлю ужин. Это подходящее занятие?
— Вполне.
— А какие у тебя планы, Никос? — спросила Трейси, когда они закончили обедать.
— Я захватил ноутбук, собираюсь поработать. Все же я настаиваю на том, чтобы сейчас ты поспала. Иди ложись. Посуду помоешь, когда проснешься.
Трейси настолько ослабела за эти несколько часов тяжелого крестьянского труда, что сама не могла понять своего состояния. Перед глазами у нее стояли яркие пятна, голова кружилась. Она еле дошла до постели и, только легла, сразу впала в беспамятство.
Трейси спала уже несколько часов, и Никос забеспокоился. Он приоткрыл дверь в комнатку, служившую им спальней, и взглянул на нее. Его беспокойство усилилось, когда он увидел выражение ее лица. Он присел на край кровати и положил ладонь на ее лоб. Никосу показалось, что он обжегся, настолько горяч был лоб девушки. Он немедленно набрал номер больницы в Каламбаке и вызвал бригаду «скорой помощи» для Трейси Коннер, получившей тепловой удар.
Медики обещали скоро быть, он нетерпеливо ждал их приезда и ругал себя за глупую идею преподать хрупкой, слабой городской девушке азы сурового мужского труда. Никое ругал себя последними словами.
Когда «скорая помощь» прибыла, Никос выскочил им навстречу и проводил к Трейси, по дороге объясняя, как это произошло.
А обращаясь к пожилому врачу, когда Трейси доставили в клинику, объявил:
— Это моя вина. Моя. Она с самого утра была на этом солнцепеке, да и в доме не намного прохладнее. И еще работала. Доктор, с ней все будет в порядке? Скажите, доктор, ее состояние не угрожает жизни?
— Тепловой удар — это всегда опасно, — произнес ровным голосом доктор. — Но незачем так волноваться. Нам часто приходится выводить людей из подобного, а подчас и худшего состояния. Она молодая, здоровая, поэтому с уверенностью могу сказать, что скоро с нею все будет в порядке. Но и вам и ей следует иметь в виду, что подобное времяпрепровождение чревато опасными осложнениями. Успокойтесь, господин Лазаридис, и ответьте, есть у девушки родственники, которых следовало бы известить?
— Нет, извещать некого. Я отвечаю за нее.
— В таком случае, господин Лазаридис, вам надо остаться в клинике и ждать в приемном покое. Вас будут информировать обо всех изменениях в состоянии госпожи Коннер. Когда она придет в себя, медсестра вас позовет.
Прождав час, Никос подумал, что никогда еще не чувствовал себя так плохо, как в этот день. Он винил себя буквально во всем. Он знал, что если бы не выказывал Трейси своего предубежденного отношения к ней, она бы вовремя заметила слабость, не стремилась бы, несмотря ни на что, убедить его в своей выносливости. Но он поставил ее в положение обвиняемого, который отчаянно надеется оправдаться.
— Она еще не пришла в себя, господин Лазаридис. Но состояние стабильное. Мы перевезли ее в палату 340. Если желаете, можете пройти туда и дождаться ее пробуждения. — Сам доктор, зная о степени его беспокойства, вышел, чтобы сказать ему об этом.
Никос, не раздумывая, отправился в названную палату. Он сел напротив кровати Трейси и не отрываясь смотрел на бледное лицо девушки.
— Она вне опасности, — сказала ему медсестра, пришедшая проверить состояние пациентки по монитору.
— Слава Богу, — выдохнул Никос.
— Да не волнуйтесь вы так, — с тревогой посмотрела на него медсестра. — Через некоторое время я еще раз зайду — проверить ее состояние.
Когда медсестра удалилась, Никос нагнулся к кровати.
— Трейси, это я, Никос. Ты слышишь меня? — После короткой паузы он позвал: — Эй, девочка моя, проснись!
Медсестра приходила еще несколько раз и каждый раз заверяла его, что состояние Трейси нормализуется, хотя Никос этого и не замечал. Он пробовал добудиться ее, но она была безмолвна как тень. Укоряя себя, Никос откинулся на спинку стула, но вдруг услышал слабый голос:
— Только не отсылай меня обратно, Никос.
Он с радостью бросился к ней и заверил:
— Не бойся, Трейси. Не отошлю.
Он погладил ее по волосам, и она вновь повторила:
— Не отсылай меня, Никос.
— Успокойся, Трейси.
— Не отсылай... — в третий раз прошептала она, и тогда только Никос понял, что Трейси бредит.
— Трейси, проснись, открой глаза, — потормошил он ее легонько за плечо. — Это всего лишь дурной сон, проснись.
