— Невроз подобен черной дыре в космосе. Он причудлив и необъясним. Как происходит такая катастрофа, как гравитационный коллапс[104] звезды? Как может переживание оказаться для человека настолько тягостным, что он отторгает память о нем, сжимает ту часть мозга, в которой оно запечатлено? — сказала она. — Но аналогия этим не исчерпывается, потому что сжавшаяся звезда обладает столь огромной силой притяжения, что постоянно засасывает в свой отрицательный мир новые и новые объекты. Так и невроз поглощает все положительное, что есть в вашей жизни, и заряжает отрицательной энергией. Вы описали мне два важных для вас романа, — с вашей первой возлюбленной Исабель Аламо и вашей бывшей женой Инес. Оба романа были страстными, взаимными, но они не смогли противостоять силе притяжения находящейся внутри вас черной дыры.
— С Инес нас связывал только секс. Теперь я это понимаю, — сказал он.
— Неужели? — спросила Алисия. — А не кажется ли вам, что именно вы хотели поддерживать отношения на таком уровне? Секс примитивен. А любовь сложна.
— Я знаю, что это был секс. Поэтому-то я и страдаю от этой нелогичной ревности.
— Сексуальное пресыщение всегда неизбежно.
— Вот именно, — уверенно заявил он. — Пресыщение наступило, и ничего не осталось.
— Если не считать того, что вы по-прежнему очарованы ею и по-прежнему хотите ее. Какая-то ваша часть не порвала с ней… И это одна из причин, почему вы не можете говорить о ней с судебным следователем.
Коловорот мыслей изматывал его. Чтобы не думать, он встал с постели. Дневник отца с громким стуком упал на пол, напомнив прочитанное прошлой ночью. Хавьера переполнили жалость и гадливость. Он был потрясен слабостью отца, этой прежде неизвестной ему отвратительной чертой отцовской личности. Какой же силой, какой пылкой душой обладала его мать, чтобы поверить в этого подлеца, и какую сомнительную награду она обрела в лице похотливого мужа-бисексуала. В нем уживались хрупкий-хрупкий гений и человек с врожденной склонностью к никчемности.
Он облачился в спортивный костюм и спустился вниз. Телефон подмигивал ему. Он решил прослушать единственное оставленное для него сообщение, думая: никто мне домой не звонит, все только на работу. В комнату ворвался голос Пако, сообщавший ему, что матадор Педрито де Португаль вывихнул колено на тренировке и теперь в понедельник, в тот самый день, для которого он привезет быков, один бой свободен. Пако был уверен, что у Пепе есть надежда выступить.
Фалькон выбежал к реке и затрусил вдоль ее темной кромки к Золотой Башне. Какой-то встречный бегун приветственно кивнул ему, а еще один небрежно отсалютовал. Он успел уже стать тут своим, с тех пор как покончил с безумным кручением педалей на месте. В нем открылись какие-то странные шлюзы. Он ни словом не обмолвился Алисии о своих нелепых слезах, вызванных лицезрением на экране Рамона и Кармен. Откуда взялась эта сентиментальность? В его работе ей не было места. Эта мысль буквально пригвоздила Фалькона к месту. Его грудь ходила ходуном. Он бессознательно развил бешеную скорость, пытаясь убежать от мучительных догадок. Не по этой ли причине он пошел работать в полицию? Не испытывал ли он потребность бесстрастно созерцать ужасные жизненные катаклизмы? Не было ли это прозрением? Он потрусил обратно к дому, купил по дороге «АБС» и нашел в ней извещение о похоронах Сальгадо.
К тому времени, как он разделся, чтобы принять душ, весь положительный эффект пробежки улетучился. По спине поползли нервные мурашки, а в животе разверзлась пустота, обладавшая ужасающим сходством с черной дырой Алисии. В нее, казалось, затягивало все его позитивные идеи, и Фалькон страшно перепугался, что она может поглотить все, включая его здравый рассудок. Он принял орфидал.
Фалькон позвонил брату до того, как тот отправился на пастбище за быками для корриды, которая должна была начаться в понедельник.
— Как твоя нога? — спросил Фалькон.
— В порядке, — ответил Пако. — Есть какие-нибудь новости?
— Пока нет.
— Слушай, еще одно дело, — продолжил Пако. — В воскресенье нас будет восемь человек.
Молчание.
— Ты что, забыл, что ли?
— У меня работы по горло, — заговорил Фалькон. — Ты помнишь Рамона Сальгадо, папиного агента? Его убили вчера утром… У меня это и два других убийства, так что я не…
— Кто-то
— Именно так. Сегодня днем его хоронят.
— Представить себе не могу, зачем кому-то понадобилось утруждать себя.
— Значит, понадобилось.
— Ладно… в воскресенье мы будем ввосьмером.
— Напомни мне, пожалуйста, о чем речь.
— Мы собираемся приехать к тебе к воскресному обеду, останемся ночевать, на следующий день позавтракаем у реки, потом бой быков, а за ним ужин где-нибудь в городе. А во вторник утром мы вернемся сюда.
— Я забыл.
— Позвони-ка лучше Энкарнасьон.
Дав отбой, Фалькон набрал номер Энкарнасьон, которая сказала, что приготовит комнаты, а воскресным обедом займется вместо нее ее племянница. Она велела ему оставить деньги, чтобы можно было сегодня же закупить все необходимые продукты. Фалькон сходил к банкомату на улице Альфонсо XII и снял со счета 30 ООО песет. Когда в девять часов он вернулся домой, звонил телефон. Это был Пепе Леаль, сообщивший, что ему отдали место Педрито де Португаля. Фалькон предложил ему переночевать у него, но Пепе предпочел остаться со своей квадрильей в отеле «Колумб».
— Я забегу в воскресенье вечером, — сказал он. — Мы сможем поговорить. Вы подготовите меня к понедельнику, нервы успокоите.
Фалькон рассказал ему о знаменитом
В 9.30 утра Фалькон позвонил Фелипе, чтобы узнать, обнаружил ли он что-нибудь. Никаких отпечатков в доме Сальгадо не оказалось. Теперь они разбирались с пробами крови, но все проверенные к настоящему моменту образцы принадлежали Сальгадо. Фалькон позвонил судмедэксперту. Тот еще не составил отчет, потому что ожидал из лаборатории результатов анализа крови.
— Осматривая труп в морге, я заметил три синяка вокруг правого глаза убитого, — начал рассказывать врач. — Все прочие травмы у него на затылке и в районе виска. Причем эти три повреждения имеют особый характер. Они нанесены не твердым и острым, а тупым и сравнительно мягким орудием, скорее всего — кулаком. Убийца трижды ударил его по лицу, и я задался вопросом: зачем? Судя по расположению синяков, убийца бил его левой рукой, но я знаю, что он правша.
— Откуда?
— Если вы вознамеритесь удалить веки у того, кто уже привязан к стулу, вы встанете позади него и запрокинете его голову назад. Оба надреза скальпелем были сделаны слева направо.
— Так почему же, по-вашему, он бил левой рукой?
— Потому что не мог пустить в ход правую.
— Что же ему помешало?
— Она была стиснута зубами жертвы. Старик его укусил.
— Вы можете это доказать?
— Усыпив пострадавшего хлороформом, убийца вытащил у него изо рта носки, чтобы он, находясь без сознания, не задохнулся. Когда прооперированный начал приходить в себя, убийца снова затолкал носки ему в рот, но либо немного замешкался, либо сжатие зубов было рефлекторным.
— Но как вам удалось это узнать?
— Я обнаружил у убитого во рту и на носках не принадлежащую ему кровь. У него кровь нулевой группы, а эта — группы АВ. Я уже распорядился провести анализ ДНК.
Фалькон повесил трубку, и тут зазвонил его мобильник. Это был Фелипе, подтвердивший, что одна из капель крови имела группу АВ. Эта капля находилась между дверью и стулом на расстоянии одного метра
