Я не раз слышал встревоженные голоса звонящих по экстренным случаям, поэтому сразу же ответил:

— Я, я, Саймон. Что там у вас стряслось?

— Мне не следовало тебе звонить. Но я не знаю, куда ещё обратиться. Не знаю местных докторов. А она так больна, так плоха, Тайлер! Я не знаю, что с ней, не зна…

И тут эти небесные бестии заглушили его голос оглушительным треском.

И больше ничего, кроме этого треска, услышать мне не удалось.

За Дианой следовали Эн, десятка два его кузенов и примерно столько же иных соплеменников, собравшихся в новый мир. Джала загнал всех в ангар, вернул гармошку ворот в исходное положение и отрезал наружное освещение. Вернулся полумрак. Диана обхватила меня рукой, я подвёл её ближе к одной из галоидных ламп. Ибу Ина раскатала на полу джутовый мешок, и мы помогли Диане улечься.

— Шум… — сказала Ина.

Глаза Дианы закрылись, как только она опустилась на мешок. Очевидно, ей не хватало сил даже на то, чтобы поднять веки. Я расстегнул блузку и начал осторожно снимать её.

— Мой саквояж…

— Да-да. — Ина послала Эна в конторку за обоими медицинскими наборами, моим и её. — Шум…

Диана вздрогнула и простонала, когда я начал отлеплять ткань от запёкшейся крови вокруг раны, но мне нужно было сначала увидеть, что предстоит обрабатывать.

— Какой шум?

— Шум в порту. Утром должно быть особенно шумно. Но там тишина. Абсолютная тишина.

Я замер. Да, она права. Портовый грохот стих, слышен лишь бойкий полушёпот племени минанг да приглушённая дробь дождевых капель на жестяной крыше.

Но главное сейчас не шум.

— Спросите Джалу, он-то знает, что случилось.

И я повернулся к Диане.

— Так, пустяк, — выдавила Диана сквозь сжатые зубы, не открывая глаз и морщась от боли. — Задело. Думаю, что просто задело.

— Пулевое ранение, Диана.

— Да… Реформазы нашли укрытие Джалы. Нам повезло, мы как раз уходили. О-о-о… — простонала она.

Она оказалась права, рана оказалась касательной, но её непременно следовало зашить. Пуля взбороздила жировую ткань над тазовой костью. Но я опасался, что ударное действие пули могло повредить внутренние органы. Однако крови в моче, как заверила Диана, она не заметила, давление и пульс при данных обстоятельствах внушали надежду на лучшее.

— Тебе надо принять обезболивающее, и я зашью рану.

— Шей, если надо, но я не хочу никаких наркотиков. Надо выбираться со свежей головой.

— Не могу же я шить тебя без анестетиков!

— Тогда что-нибудь местное.

— Мы не в больнице. У меня нет с собой ничего местного.

— Тогда шей, Тайлер. Я выдержу.

Она выдержит… Но выдержу ли я? Я посмотрел на свои руки. Чистые. Водопровод в умывальнике склада функционировал, Ина помогла мне натянуть свежие перчатки перед тем, как я занялся Дианой. Чистые умелые руки. Но твёрдыми их в данном состоянии никак не назовёшь.

Никогда я в своей работе затруднений подобного плана не испытывал. Ещё студентом, даже на первых вскрытиях, я находил в себе силу отключить симпатию, сочувствие, скрупулезность, ощущение чужой боли в качестве своей — все мешающие работе факторы. Я мог заставить себя считать, что порванная артерия не принадлежит живому существу, и поверить в это на несколько необходимых минут.

Но тут… руки мои тряслись, и необходимость вонзить иглу в окровавленные края этой раны представлялась мне непереносимой жестокостью.

Диана положила ладонь на моё запястье.

— Это Четвёртое, — сказала она.

— Что?

— Тебе кажется, что пуля прошла сквозь тебя.

Я кивнул.

— Четвёртое. Может быть, оно сделает нас лучше. Но ты ведь врач. Ты должен исполнить свой врачебный долг.

— М-мм… В конце концов, если не осилю, Ина справится не хуже.

Но я осилил. Не знаю, каким образом, но осилил.

Ина вернулась после совещания с Джалой:

— Сегодня должна была начаться забастовка. Полиция и реформазы у ворот, всё блокировали и собираются занять порт. Ожидается потасовка. — Она нагнулась над Дианой: — Как вы, милая?

— В хороших руках, — прошептала Диана. Губы её едва шевелились.

Ина проинспектировала мою работу:

— Отлично сшито, доктор.

— Спасибо.

— Если учесть обстоятельства, — несколько разбавила она комплимент. — Но нам срочно нужно отсюда уходить. Сейчас нас от тюрьмы только стачка и защищает. Надо срочно грузиться на судно.

— Полиция ищет нас?

— Да нет, пока что не конкретно вас. Джакарта клятвенно пообещала американцам искоренить нелегальную эмиграцию. Время от времени они устраивают набеги в порт — спектакли для американского консульства. Конечно, всё остаётся по-прежнему, уж слишком много денег приносит эта торговля, чтобы её прикрыть. Но время от времени непременно нужно, чтобы бравые молодцы в форме вытаскивали из трюмов дрожащих негодяев под обличительные объективы телевидения и прессы.

— Они раскрыли явку Джалы, — прошептала Диана.

— Да, они знают о вас обоих и, конечно же, с удовольствием вас бы сцапали, но сейчас их сюда не это пригнало. Пока ещё выход судов из порта не закрыт, но это вопрос времени. И не из-за полиции, а из-за профсоюза. Докеры в Телук-Байюре — мощная сила. И они настроены решительно.

Джала что-то крикнул от ворот на минанг, я ничего не понял.

— А теперь пора уходить, — растолковала Ина.

— Надо носилки соорудить, — спохватился я. Диана попыталась сесть:

— Я смогу идти.

— Нет, милая, — сдержала её Ина. — Тайлер прав. И не пытайся.

Из здоровенного мешка получилось что-то вроде гамака. Я схватился с одной стороны, к другому Ина бесцеремонно подтолкнула одного из наиболее мощных своих земляков.

— Ну, теперь быстро, быстро! — благословил нас Джала и выгнал под дождь.

Муссонный сезон — сезон дождей. Что такое муссон? Утренняя мгла, как в сумерки. Тучи сплошняком висят низко над бухтой, зацепившись за радары и деррики сухогрузов и громадных танкеров-катамаранов. Воздух горяч и горек, дышать им не в радость. Промокли мы, лишь только вышли из ворот.

Диану погрузили на заднее сиденье машины Джалы, к которой пристроились ещё три легковых и пара погрузчиков на твёрдых резиновых колёсах.

«Кейптаун-мару» ожидала нас в самом конце высокого бетонного пирса в четверти мили от ангара. Обернувшись, я увидел сзади, за красно-белыми цистернами «Авигаза», толпу докеров, собравшихся перед воротами. Шум дождя перекрыл усиленный и искажённый мегафоном мужской голос. Затем послышались хлопки — может быть, выстрелы.

— Живей, живей, — поторапливал Джала, спешно усаживаясь за руль. Я вскарабкался к Диане, согнувшейся над своей раной, как будто в молитве.

Я ещё раз обернулся. Над толпой летело что-то похожее на футбольный мяч, оставляя в воздухе спирали белого дыма. Канистра со слезоточивым газом.

Машина рванулась вперёд.

— Если б только полиция, — раздражённо бросил Джала, не оборачиваясь. — В полиции таких идиотов не сыщешь. Это реформазы. Навербовали в джакартских трущобах подонков, засунули их в форму — и вот вам борцы за высокую идею.

Засунули в форму… И вручили оружие, добавил я мысленно. И про слезоточивый газ не забыли. Облака его плыли, смешивались с дождевой пеленой. Толпа начала размываться по краям.

В отдалении ухнуло, полыхнул огненный шар.

Джала глянул в зеркало заднего вида:

— Господи, что за кретины! Пальнули в бочку с горючим. Это же…

Взвыли сирены. Толпу охватила настоящая паника. Теперь я увидел и полицейских. Отряд полиции входил на территорию порта. Можно было разобрать, что физиономии передних закрывали газовые маски.

В направлении ворот, завывая сиреной, понеслась пожарная машина.

Наш автопоезд наконец добрался до места назначения. «Кейптаун-мару», типичная посудина «удобного флага», выкрашенная белым и ржаво-оранжевым, удобно устроилась главной палубой вровень с пирсом, с которым её соединял короткий стальной трап. Туда и устремились наиболее прыткие минанг, на ходу соскочившие с погрузчиков.

Джала выпрыгнул из машины. Когда я помог выбраться Диане, и она переводила дыхание, тяжело опираясь на меня, Джала уже ожесточённо переругивался по-английски с каким-то серьёзным коротышкой, судя по головному убору — сикхом, не то капитаном, не то лоцманом, в общем, с моряком, ответственным за судьбу судна.

— Всё давно уже согласовано, — напирал Джала.

— Но погода…