слегка разведенными ногами, как у огромных американских thanksgiving[50]-индеек, приготовленных для загрузки в духовку. Приподнятая правая рука с пальцами, недвусмысленно сложенными в кукиш, тоже осталась в таком же положении, как и была, когда Пупа с плавучего шезлонга в форме горизонтально лежащей буквы «S» послала последний привет своим подругам, а может, и всему миру, кто теперь это узнает. В отличие от правой руки, посылавшей не вполне приличное приветствие, левая лежала спокойно, расслабленно, словно продолжая поглаживать край шезлонга. Взгляд на ноги и ступни покойной наполнил присутствующих ужасом. Кожа ног была густо разрисована лопнувшими капиллярами и набрякшими венами, которые, как щупальцы осьминога, опутывали тоненькие голени. От коленей и ниже ноги были залиты пугающей краской, характерной для гниющего мяса. Ногти на ногах настолько окостенели и искривились, что казались настоящими когтями. «Прости меня, Боже!» — про себя перекрестилась опешившая от этой картины Беба.

Две медсестры — одна маленькая, шустрая и рыженькая, другая крупная, светлая, с фигурой, напоминающей тумбу, — занялись делом. Шустрая пыталась опустить и распрямить Пупину правую руку, обращая особое внимания на большой палец. Однако ни палец, ни рука не поддавались — они словно окаменели.

— Осторожнее! Вы же сломаете! — протестовала Беба.

— Прости меня, Боже, но такого я в жизни своей не видала, за все двадцать лет работы! — сказала Шустрая и почему-то перекрестилась.

Тумба ладонями налегала на Пупины колени, словно имела дело с складным зонтиком, а не с человеческим существом, пусть даже и бывшим. Колени тоже не поддавались, никак.

— Она прямо как из железа, — пробормотала Тумба, засучила рукава и изготовилась к еще одной попытке.

— Стойте! Я больше не могу на это смотреть! — выкрикнула Беба.

Тумба равнодушно пожала плечами, не раскрывая широко рта, сделала вокруг него круговое движение языком, словно верблюд, а потом выплюнула важный вопрос:

— А как вы собираетесь ее такую, всю торчащую, засунуть в гроб?!

— Вот именно, как? — поддержала ее Шустрая неожиданно воинственно.

— Но гробы-то у вас, наверное, есть?

— На ваше счастье, есть, один. Детский. Работа нашего столяра, покойного Лукаса. Он все гробы делал слишком короткими и узкими. Покойников приходилось прессовать, как шпроты.

— Это было во времена коммунизма, тогда на всем экономили, — объяснила Шустрая.

— Да, Лукас экономил на всем. Кроме выпивки, — отрезала Тумба.

— А почему не положить ее на бок? — спросила Беба.

— Вы имеете в виду в позу эмбриона? — профессионально сформулировала Тумба и руками приблизительно определила размеры Пупы. — Хм, нет, не войдет, — она отрицательно покачала головой.

— Такое маленькое тело, и такие большие проблемы! С подобным я действительно еще не встречалась, — опять перекрестилась Шустрая.

— Ну, может быть, и получилось бы, да только вы же не позволяете чуток нажать, — добавила Тумба.

— А есть здесь какая-нибудь похоронная контора? — спросила Кукла.

— Есть. Наша похоронная контора — это столяр Мартин. Но он вам гроб за ночь не сделает. Я для своей мамы ждала две недели, — сказала Тумба.

— А где же вы ее держали?!

— Здесь, в холодильнике.

— Мы персонал спа-центра, у нас есть такая возможность, — пояснила Шустрая.

— А крематорий? — спросила Беба.

— В Праге. Но и там покойников отправляют в печку в гробах. В простыне вас никто жечь не будет.

— В простынях сжигают только индейцев, — сказала Шустрая.

— Индийцев, — исправила Тумба.

— Да ладно, какая разница, индейцев или индийцев! — огрызнулась Шустрая.

— Так что же, черт побери, у вас тут никто не умирает? — спросила Беба.

— У нас тут спа-центр!

— Я больше ничего не понимаю! Лукас, Мартин, индейцы, индийцы, — проворчала Беба.

— Мы вас тоже не понимаем. Зачем вы потащили с собой такую старую женщину, как вы не подумали, что она может протянуть ноги?! Да еще в чужой стране!

Шустрая, похоже, хотела закончить тираду возгласом «фу!», но в последний момент сдержалась и сказала:

— Я свою маму в таком возрасте не стала бы таскать туда-сюда, хоть умри!

— Вы могли бы быть с нами и полюбезнее, знаете, — сказала Беба.

— Если бы я со всеми любезничала, давно бы уже копыта откинула! — выпалила Шустрая.

— В тех условиях, в которых мы живем, конечно, — неопределенно заметила Тумба.

— Это просто с ума сойти можно! Вот уж действительно, здорово вы нам помогли, — фыркнула Беба.

— Пошли, попробуем что-нибудь придумать, — сказала Кукла и потянула Бебу за рукав.

— Придумайте и поскорее! У нас в холодильнике не так уж много места. Емкость маленькая. Сегодня четверг. Мы сможем держать ее максимум до утра понедельника. Другим людям тоже может понадобиться! — сказала Тумба и тут же прикусила язык. — То есть я имела в виду, что всякое же может случиться, — добавила она.

— У нас тут спа-центр! — встряла Шустрая, которая непонятно почему всегда произносила это «спа- центр» с такой подчеркнутой важностью, словно речь идет о Священном Писании.

— Fuck you  и ваш спа-центр! — заявила взбешенная Беба, которая если и ругалась, то только по-английски, а из английских ругательств знала только «fuck you».

Добавим здесь, что весь этот разговор нам пришлось перевести на всем понятный язык, в то время как в действительности он происходил на чешско-хорватской смеси: то есть Тумба и Шустрая говорили по- чешски, а Кукла и Беба — по-хорватски. Кукла, правда, пыталась пустить в дело еще и свой полузабытый русский, но у нее получался всего лишь русифицированный хорватский. Тумба и Шустрая только фыркали. Было ясно, что русскими они сыты по горло.

А мы? Мы отправимся дальше.

Обзор публики, сидевшей в зале, вызвал у доктора Тополанека прилив раздражения, а сразу после него и прилив жалости к самому себе. Он, человек, который старался придать всему этому медицинско- санаторному бизнесу приличествующую ему ауру научности, просто не верил своим глазам. В помещении не было ни одного гостя отеля, перед ним сидели лишь три местных старушки, которых он хорошо знал.

Доктор Тополанек всегда носил с собой маленький свисток, сейчас он достал его, поднес к губам и сердито свистнул. Старушки проснулись и зааплодировали. Тополанек провел короткий тест: зачитал вслух список продуктов, который утром сунула ему жена. Старушки впали в дрему уже в самом начале, между пунктами «килограмм хлеба» и «литр молока». Тополанек вновь сжал зубами свисток. Старушки снова очнулись.

— Пани Блаха, что вы здесь делаете?

— Можно я скажу вам откровенно, пан доктор? — спросила старушка.