— Он сделал из своего Шума оружие, — говорю я, глядя на мэра.
— Именно, — кивает тот, опять улыбаясь.
— Я слышала только крики, — говорит Виола, окидывая испуганным взглядом лежащих на земле солдат — они все без сознания, но дышат. — Какое еще оружие?
— Правда, Виола, — лучшее оружие, — отвечает мэр. — Стоит открыть человеку истину о нем самом, как… — Он пихает Ивана носком сапога. — Ну, скажем, ему эта истина становится очень неприятна. — Он хмурит лоб. — Впрочем, убить ею нельзя. Пока нельзя.
— Но… — Виола не верит своим ушам. — Как? Как вы научи…
— У меня два убеждения, дитя, — говорит мэр, медленно подходя к нам. — Первое: человек, владеющий собой, имеет власть и над другими людьми. Второе: человек, владеющий
Я вспоминаю мистера Хаммара. И мистера Коллинза. И странные молитвы, которые без конца звучали в Шуме мэра и его приспешников еще в Прентисстауне.
— Вы научили остальных, — говорю я. — Вы научили мужчин Прентисстауна контролировать Шум.
— У кого-то получалось лучше, у кого-то хуже, — кивает мэр, — но в целом ты прав: мои люди никогда не принимали лекарство. Зачем? Нельзя полагаться на медикаменты — это делает тебя зависимым.
Он уже почти подошел к нам.
— Я — круг, круг — это я, — говорю я.
— Из тебя вышел прекрасный ученик. Ты с такой невозмутимостью пытал женщин…
Мой Шум наливается красной яростью.
— Молчите! Я только выполнял ваши приказы…
— «Я только выполнял ваши приказы!» — передразнивает меня мэр. — Отговорка мерзавцев всех времен. — Он останавливается в двух метрах, твердо метя винтовкой мне в грудь. — Помоги ей спешиться, Тодд.
— Что?
— Если не ошибаюсь, у нее сломаны лодыжки. Без твоей помощи ей не обойтись.
Я все еще держу в руке поводья. В голове начинает брезжить мысль, которую я пытаюсь запрятать поглубже в Шум.
Жеребенок Тодд? спрашивает Ангаррад.
— Не сомневайся, Виола, — говорит мэр, — если ты вздумаешь сбежать на этом прекрасном животном, я мигом нашпигую пулями твоего драгоценного Тодда. — Он переводит взгляд на меня. — Сколько бы боли мне это ни причинило.
— Пожалста, отпустите ее, — говорю я, — и я сделаю все, что вы захотите.
— Хм-м… где-то я уже это слышал?.. Живо, спусти ее с лошади.
Я медлю, раздумывая, не хлестнуть ли Ангаррад поводьями — пусть унесет Виолу подальше отсюдова, и тогда, возможно, ей удастся спастись…
— Ну уж нет, — говорит Виола, перебрасывая одну ногу через седло. — Ни за что! Я тебя не брошу.
Я беру ее за руки и осторожно спускаю на землю. Стоять сама она не может, только с моей помощью.
— Великолепно, — говорит мэр. — А теперь идемте в собор — поговорим.
— Начнем с того, что я уже знаю.
Он привел нас туда, где раньше был зал с круглым витражным окном, теперь он открыт с двух сторон всем ветрам, но само окно на месте, смотрит вниз на руины.
Мы оказались на небольшой расчищенной полянке, посреди которой сломанный стол и два стула.
На них сидим мы с Виолой.
— К примеру, я знаю, что ты не убивал Аарона, Тодд, что ты так и не сделал последнего и самого главного шага к тому, чтобы стать взрослым мужчиной. Нож воткнула Виола.
Она берет меня за руку и крепко стискивает, как бы говоря: ну и плевать, что он знает, какая разница.
— Еще я знаю, что Виола рассказала тебе про океан, на берегу которого якобы скрывался «Ответ».
Мой Шум взбухает стыдом и негодованием. Виола еще крепче стискивает мою руку.
— Я знаю, что вы отправили мальчишку по имени Ли навстречу «Ответу». — Он опирается на сломанный стол. — И разумеется, я знаю точное время и место атаки.
— Чудовище! — кричу я.
— Нет, — возражает мэр, — всего лишь прирожденный лидер. Которому открыты все твои мысли до единой — о себе, о Виоле, обо мне, об этом городе, о твоих якобы секретах… Я могу прочесть
Я подпрыгиваю на месте:
— Что?!
— Я приказал собирать армию еще до того, как начал задавать Вопросы Виоле.
Я поднимаюсь:
— Вы пытали ее
— Сядь, — говорит мэр, и крошечной вспышки его Шума достаточно, чтобы у меня подогнулись колени. — Не просто так, Тодд. Пора бы тебе уже понять, что я ничего не делаю просто так.
Он выпрямляется, снова показывая, что любит ходить и говорить одновременно.
— Я вижу тебя насквозь, Тодд. С нашей первой настоящей встречи в этом самом зале и до сей минуты. Я знал все.
Виола хмурится. Будь у нее Шум, уверен, она бы мысленно влепила ему пощечину.
И тут мне приходит мысль…
— И не пытайся, — перебивает меня мэр. — Ты еще не настолько силен. Даже капитан Хаммар пока этого не освоил. Ты только навредишь себе и ничего не добьешься. — Он снова внимательно смотрит на меня. — Но ты мог бы научиться, Тодд. Ты далеко пойдешь, дальше, чем эти прентисстаунские болваны, вместе взятые. У бедного мистера Коллинза мозгов не больше, чем у лакея, а капитан Хаммар — обыкновенный садист. Но ты, Тодд,
— Да не хочу я вести армии! — говорю я.
Мэр улыбается:
— Возможно, у тебя не будет выбора.
— Выбор есть всегда, — неожиданно вставляет Виола.
— О, люди вроде тебя всегда так говорят! Это делает их лучше в собственных глазах. — Мэр подходит ближе и заглядывает мне в глаза: — Но я следил за тобой, Тодд. Ты мальчик, который не умеет убивать. Мальчик, который рисковал собственной жизнью ради возлюбленной Виолы. Мальчик, который из-за мучившего его чувства вины попытался заглушить все свои чувства, но при этом продолжал испытывать боль каждой заклейменной им женщины… — Он наклоняется ко мне вплотную. — Мальчик, который не захотел расстаться с собственной душой.
Я чувствую его. Он залез в мой Шум чуть ли не с ногами, роется там, переворачивает все вверх дном.
— Я делал много плохого, — говорю я против собственной воли.
— Но ты
