— Может, и успеет. В лесу должны быть тропинки.
Змея армии ползет вверх по склону. Солдат так много, что «Ответу» нипочем не выстоять, если дело дойдет до настоящего сражения.
— Мы не можем проиграть, — говорю я.
— И не проиграем, — кивает Тодд.
Мы подходим к собору.
Идем вдоль северной стены — она сильней всего пострадала от взрыва и обвалилась прямо на дорогу.
— Помните, — бормочет Тодд солдатам, пока мы пробираемся через обломки, — вы ведете двух пленников на встречу с президентом, как вам и приказывали. Ни о чем другом не думайте!
Мы идем дальше. Каменные завалы вокруг такие высокие, что за ними ничего не разглядеть. Мэр может быть где угодно.
Мы сворачиваем за угол туда, где раньше был фасад. Вместо него теперь зияющая дыра, сквозь которую видно внутренние помещения, колокольню и круглый витраж. Солнце за нашими спинами светит прямо сквозь цветное стекло. Наверху просматриваются комнаты с обрушившимися стенами и полами. Среди камней щебечут иволги: они копошатся в объедках и кое чем похуже. Основная часть здания накренилась, как будто неожиданно устала и вот-вот может упасть без сил.
А внутри…
— Никого, — говорит Иван.
— Поэтому и охраны не было. Он ушел с армией.
— Нет, — отрезает Тодд, хмурясь и оглядываясь по сторонам.
— Тодд, — тихо говорю я, чуя неладное…
— Он
— Тогда где он? — спрашивает пузатый.
— О, я здесь!
Мэр делает шаг из тени, в которой просто не мог спрятаться человек: он словно выходит прямо из кирпичной стены, из солнечного света, в котором каким-то чудом растворился.
— Что за черт?.. — пятясь, восклицает пузатый.
— Не черт, — говорит мэр, делая первый шаг в нашу сторону и раскрывая объятия. Солдаты тотчас вскидывают винтовки и прицеливаются в него. Мэр не пытается даже сделать вид, что вооружен.
Но продолжает спокойно идти вперед.
— Нет, не черт, — повторяет он. — Гораздо хуже.
— Стоять! — приказывает ему Тодд. — Эти люди с удовольствием вас пристрелят.
— Знаю, — говорит мэр, замерев на нижней ступеньке перед входом в собор и поставив одну ногу на обломок стены. — Рядовому Фарроу, к примеру, только дай волю. — Он кивает на Ивана. — Он ведь до сих пор точит на меня зуб за несправедливое наказание.
— Заткни пасть, — цедит Иван сквозь зубы, глядя на мэра поверх дула своей винтовки.
— Не смотри ему в глаза, — быстро предупреждает его Тодд. — Все слышали? Не смотрите ему в глаза!
Мэр медленно поднимает руки:
— Так я теперь ваш пленник? — Он обводит долгим взглядом солдат и нацеленные на него винтовки. — Ах да, понял! У вас есть план. Вы задумали раздать людям лекарство и, воспользовавшись их недовольством властью, самим ее захватить. Что ж,
— Все будет не так, — говорит Тодд. — Вы распустите армию и освободите заключенных.
Мэр подносит руку к подбородку и словно погружается в глубокие раздумья.
— Видишь ли, Тодд, людям обычно не нужна свобода, сколько бы они о ней ни болтали. Поэтому все будет иначе: армия сокрушит «Ответ», присутствующих здесь солдат казнят за государственную измену, а мы с тобой и Виолой поболтаем о будущем, как я и обещал.
Раздается громкий треск: Иван передергивает затвор.
— Да неужели?
— Вы наш пленник — и точка, — говорит Тодд, доставая из седельной сумки длинную веревку. — Посмотрим, как отреагирует на это ваша армия.
— Очень хорошо, — отвечает мэр почти весело. — Я, стало быть, должен отправить кого-нибудь из солдат в подвал за лекарством? Видишь, я читаю ваши планы как раскрытую книгу.
Пузатый оглядывается. Тодд кивает ему, и он взбегает по ступенькам ко входу в собор.
— Прямо и вниз, — дает мэр указания. — Путь расчищен.
Тодд берет веревку и идет к мэру мимо наставленных на него дул. Пот с моих ладоней впитывается в поводья.
Все слишком просто…
Слишком…
Мэр послушно протягивает руки, но Тодд медлит — ему не хочется подходить близко.
— Если вздумает что-нибудь устроить, — говорит Тодд стражникам, не оборачиваясь, — сразу стреляйте.
— С удовольствием.
Тодд тянется вперед и начинает обматывать веревкой запястья мэра.
Из собора доносятся шаги. На улицу выбегает запыхавшийся пузатый, его Шум рвет и мечет.
— Ты сказал, что лекарство в подвале,
— Так и есть. Я сам видел.
Пузатый трясет головой:
— Нет там ничего. Пусто!
Тодд переводит взгляд на мэра:
— Значит, вы его перенесли. Куда?
— А если я не скажу? Пристрелишь меня?
— Я только «за», — говорит Иван.
—
Мэр поднимает взгляд на него, затем обводит им солдат и наконец смотрит на меня.
— Больше всего я переживал за тебя, — ласково произносит он. — Как твои ножки? Ты уже можешь ходить?
— Не смейте на нее смотреть! — говорит Тодд, подходя ближе. — Я сказал не сметь!!!
Мэр снова улыбается, все еще протягивая вперед руки, слабо обмотанные веревкой.
— Ладно, я вам скажу. — По-прежнему улыбаясь, он окидывает взглядом солдат. — Я его сжег. После того как нас покинули спэклы, я рассудил, что нужды в лекарстве больше нет, и сжег все до последней пилюли, и фабрики тоже. А потом и лабораторию взорвал, свалив вину на террористов.
Наступает потрясенная тишина. Издалека доносится РЁВ армии, которая марширует по дороге и неминуемо приближается к цели.
— Лжец! — наконец выдавливает Иван, шагая к мэру с поднятой винтовкой. — И дурак, между прочим.
— У вас же нет Шума, — говорит Тодд. — Значит, вы сожгли не все.
— Ах, Тодд, сынок! — восклицает мэр, качая головой. — Я никогда не принимал лекарство!
Снова воцаряется тишина. Я слышу, как в Шуме солдат поднимаются подозрения. Некоторые даже пятятся, испытывая страх перед сверхъестественными способностями мэра, перед его силой. Может, он в самом деле научился управлять своим Шумом. И если это так…
— Он лжет, — говорю я, вспоминая слова госпожи Койл. — Он Король Вранья!
— Наконец-то ты перестала называть меня мэром.
Тодд осторожно толкает его рукой:
