подойти к ним есть утопия, подтверждением чему служит наличие трех независимых центров мировой философской мысли: средиземноморского, или европейского, индийского и китайского. Средствами одной только философии невозможно реализовать идею единения всего человечества, идею общности, 'вселенскости понимания'. Последнее доступно лишь науке. Но в отличие от религии, философия не совсем безразлична науке. Она 'играет огромную, часто плодотворную роль в создании научных гипотез и теорий'. В этом отношении наиболее соответствуют потребностям научного знания 'философские концепции Индии', поскольку они ближе всего подходят 'ко всем проблемам, волнующим сейчас человечество'. Налет евразийства, сказывающийся в суждениях Вернадского, вероятно, связан с влиянием его сына - видного историка-евразийца Г.В. Вернадского.
Зарождение ноосферы обсловливается 'взрывом научного творчества', которое выступает как 'природный процесс истории биосферы'. От сознательного преобразования своей земной жизни человечество со временем устремляется 'за пределы своей планеты в космическое пространство'. Именно наука рассеивает опасения за будущее человеческой цивилизации, открывая перед ней новые общепланетарные перспективы.
Оптимический идеал, выдвигаемый учением о ноосфере, наводил Вернадского на мысль о создании 'новой этики', связанной с научным прогрессом. Его не устраивала позиция старых натурфилософов, рассуждавших о нравственной нейтральности науки. Подобный подход характерен, в частности, для Ломоносова, который вопросы морали относил в ведение богословия. Научный имморализм фактически составлял отличительную черту и воззрений Циолковского. Тут Вернадский явно расходился со своими предшественниками. Он сознавал, что 'перестройка биосферы' не может совершаться без оценки ее 'с точки зрения добра и зла'. К этике подходил, исходя из ноосферы. 'Критическая свободная мысль современного ученого', отмечал Вернадский, ищет в области этики такие 'нужные формы', которые могли бы 'удовлетворить его моральное сознание'. К ним прежде всего относится 'цель деятельности на пользу людей', дающая уверенность в том, что 'недаром пройдет жизнь и что при продолжительном, определенном образе действий победа обеспечена'. Однако 'научная этика' Вернадского, несмотря на несомненное благородство побуждений, все же несла на себе печать абстрактности и формализма, вооружая лишь
178
кастовое сознание ученых. Она совершенно не брала в расчет стремления и цели частного, партикулярного человека, задавленного ограниченностью собственного бытия, трагической экзистенцией. Это лишний раз подтверждает, что сущность этики преимущественно автономна и не может быть выведена ни из религиозных, ни из научных целей. Этика касается только отдельного человека, и этим определяются ее специфика и своеобразие. Вернадский же, перенося на науку решение этических запросов, невольно попадал в сети отвергаемых им философских утопий.
2.
Существовал еще один канал сохранения и развития традиций отечественной мысли - русское естествознание, всегда насыщенное мировоззренческой тематикой. Достаточно вспомнить Сеченова и Мечникова. Их влияние прочно удерживалось в естествознании советского периода. Вровень с ними возвышались фигуры Павлова и Тимирязева, Бехтерева и Введенского. Они столь же были восприимчивы к социальным и антропологическим идеям, мечтая найти рецепты общечеловеческого счастья.
Особенно ярко в советский период естественнонаучный и литературный подходы к обоснованию антропологической философии выразились в творчестве физиолога А.А. Ухтомского и литературоведа М.М. Бахтина.
а)
179
принцип, который я должен освободить от нападений богословствующего разума', - записывает юноша в своем студенческом дневнике. Именно в духовной академии у него рождается замысел - выявить естественнонаучные основы нравственного поведения людей, найти те физиологические механизмы, которые создают все разнообразие человеческих типов. 'Мы привыкли думать, - читаем в его дневнике, - что физиология - это одна из специальных наук, нужных для врача и ненужных для выработки миросозерцания. Но это неверно. Теперь надо понять, что разделение 'души', и 'тела' имеет лишь исторические основания, что дело 'души' - выработка миросозерцания - не может обойтись без знания 'тела' и что физиологию надлежит положить в руководящие основания при изучении законов жизни (в обширном смысле)'. В процессе идейно-мировоззренческого самоопределения Ухтомский в конечном счете перешел на позиции русского естественнонаучного материализма.
Важнейшее достижение Ухтомского - учение о доминанте как основе поведения и миросозерцания человека. В этом отношении рефлекторная теория, восходящая к картезианству и отчасти поддерживаемая И.П. Павловым, явно оказывалась недостаточной. Путь к решению проблемы открывали исследования Н.Е. Введенского. Последним впервые в физиологии было установлено, что нормальное отправление органа (например, нервного центра) в организме представляет собой не простой рефлекторный акт, характеризующийся постоянством и однородностью, а выступает в качестве функции от его состояния. Опираясь на идеи своего учителя, Ухтомский разработал теорию доминанты, которая переросла рамки физиологии и стала целым направлением в русской философской антропологии.
Что такое доминанта? Этим понятием, заимствованным из книги Рихарда Авенариуса 'Критика чистого опыта', Ухтомский обозначал тот господствующий очаг возбуждения, который в любой данный момент преимущественно определяет специфику и содержание текущих реакций организма. Способность формирования доминанты не относится к исключительной прерогативе коры головного мозга; это в равной
