[Эдгар Аллан]
Все эти годы они изредка обменивались письмами: восхищения рассказами и стихотворениями По; поздравления Линкольну с победой на выборах. Но так, как этим вечером, лицом к лицу, они встретились впервые за двадцать лет и говорили исключительно о вампирах.
— Эти люди были на краю смерти, — сказал Линкольн. — Сложены, как бочки в подвале — а нужная температура крови поддерживалась газовой горелкой. Есть ли предел жестокости у этих вампиров?
По улыбнулся и выпил.
— Полагаю, вы слышали о Кровавой Герцогине? — спросил он.
Выражение лица Эйба показало, что нет.
— Вы? — спросил По. — Повидавший столько вампиров? Тогда я хочу попросить вашего внимания, это моя любимая история — и немаловажная часть в истории страны.
— Елизавета Батори принадлежала к цвету венгерской аристократии, — начал По. — Красивая, из богатой семьи. Одна беда, она была вынуждена делить постель с нелюбимым человеком — человеком, которому ее пообещали еще в двенадцатилетнем возрасте, графом Ференцем Надасди. Он был заботливым мужем и потакал любым ее прихотям. Но он не ведал, что она, в свою очередь, потакает любым прихотям своей истинной любви, черноволосой, с бледной кожей даме по имени Анна Дарвалиа. Эти двое были любовницами. Неизвестно…
— Две женщины… любовницы?
— Тривиальный случай. Итак, неизвестно, в то ли время, когда Елизавета узнала, что Анна — вампир, или в то время, когда она сама уже стала вампиром, но в какой-то момент времени они решили, что созданы прожить вечность вместе. После таинственной смерти графа в 1604 году, любовницы стали нанимать молодых крестьянских девушек в свой замок Каштиц{30}, обещая неплохую плату за них их семьям. На самом же деле эти девушки были принесены в жертву… у них забирали и кровь, и жизнь. В конечном итоге, Елизавета и Анна убили больше шести сотен девушек за три года.
— Боже мой…
— Но, что гораздо хуже, они находили особую прелесть в жутких, унизительных, самых болезненных способах убийства. Девушек пытали. Потрошили. Поедали в течение нескольких дней, поддерживая жизнь. Некоторых подвешивали за руки и ноги. Елизавета и Анна ложились внизу, с помощью ножа делали маленький надрез на коже жертвы, после чего кровь начинала течь тонкой струйкой на их тела, а они в это время предавались любви. Некоторых распинали, прибивали руки к деревянному…
— Умоляю, По, давайте опустим эту часть. И что было дальше?
— В конце концов, крестьяне кое-что поняли и взяли замок. Внутри они обнаружили подземелье, уставленное железными клетками. Полумертвые жертвы со следами укусов на руках и животах. У некоторых девушек лица были опалены пламенем до черных костей. И никаких следов вампиров. Был процесс, и каких- то двух невинных женщин сожгли в огненной шахте, чтобы успокоить крестьян. Но настоящие Елизавета Батори и Анна Дарвалиа исчезли.
Ужас, Линкольн… ужас, сколько эти женщины убили за столь короткое время… как эффектно и с каким воображением они убивали… ими нельзя не восхищаться.
— Это отвратительно, — сказал Линкольн.
— Верно, жизнь может быть восхитительной и отвратительной сразу.
— Но ты обещал мне важную часть истории нашей страны. Умоляю, это что, урок, который нам необходимо извлечь, или ты просто разыграл старого друга?
— Урок таков, мой старый друг: Елизавета Батори, в конечном итоге, и есть главная виновница того, что в Америке поселились вампиры.
Теперь По совершенно овладел вниманием Эйба.
— Слава о ее зверствах прокатилась по всей Европе, — сказал он. — Слухи о Кровавой Герцогине и сотнях убитых ею девушек. В течение десятилетий, столетий тихое терпение сменилось лютой ненавистью. Никогда еще простая легенда не приводила к такой вспышке гнева! Прошли те дни, когда вампиры воспринимались как часть реальности, прошел страх перед ними. Охотники на вампиров стали появляться от Англии до Хорватии, они учились друг у друга, и преследовали нежить по всему континенту. Преследовали их по канализациям и грязным трущобам Парижа. По темным аллеям Лондона. Вампиры стали ночевать в могильниках. Опустились до собачей крови. Овцы пожирали львов! Быть вампиром в Европе стало невыносимо. Им же хотелось свободы. Свободы от преследователей. Свободы от страха. И где же они нашли такую желанную свободу?
— Америка.
— Америка, Линкольн! Америка — рай, где им никто не мешает наслаждаться кровью. Место, где в семьях по пять, по восемь, по десять детей. Им нравится беззаконность. Бескрайние просторы. Им нравятся глухие деревни и порты, где полно приезжих. Но больше всего, Линкольн, им нравится здешнее рабство. Именно здесь, в отличие от другой цивилизованной страны — здесь они могут упиваться кровью и не бояться кары!
Когда Английские корабли пришли к нашим берегам, чтобы вернуть нас под контроль Старого Света, все вампиры Америки участвовали в борьбе за независимость. Они были у Лексингтона и Конкорда. У Тайкрндерога и Мур-Крик. Некоторые вернулись в свою родную Францию и убедили короля Людовика отправить сюда флот. Они такие же американцы, как вы, Линкольн. Истинные патриоты — для них выживание Америки означает их собственное выживание.
— Я слышал разговоры о них в Капитолии, — прошептал Эйб. — Даже там заметно их влияние.
— Они повсюду, Линкольн! И уже укоренились здесь, так же, как в свое время в Европе. Как долго мы сможем выносить это. Сколько вампиров должно поселиться здесь прежде, чем о них будет знать каждый? И что из этого выйдет? Думаете, добрые жители Нью-Йорка и Бостона станут мириться с таким соседями? Вы же понимаете, что далеко не все вампиры так сдержанны, как ваш Генри и мой Рейнолдс.
А теперь представьте, Линкольн. Представьте, что было бы с Европой, если бы не было Америки, куда можно сбежать. Как долго львы позволяли бы резать себя овцам? Сколько прошло бы времени, пока они вновь не стали бы львами?
Эйб молчал, мысленно представляя себе эту картину.
— Говорю вам, — сказал По. — Великие несчастья ожидают нас.
xxxxxxx
Зловещее предсказание По сбылось — сбылось для него самого.
3 октября 1849, меньше, чем через восемь месяцев после его встречи с Эйбом, По был найден бредущим по улице Балтимора, полумертвый, потерянный, в одежде, которую сам никогда бы не надел. Он был незамедлительно доставлен в больницу Вашингтонского Колледжа, где доктора попытались диагностировать его недуг.
В воскресенье, 7 октября, в пять часов утра По очнулся.
— Господи, спаси мою душу, — сказал он и ушел навсегда.