Очарованьем женским покорен. Земные недра содрогнулись вновь От муки, и Природа издала Вторичный стон. Гром глухо прогремел, Затмилось небо, капли тяжких слез Угрюмо уронило с вышины, Оплакав первородный, смертный грех. Но ничего Адам не замечал, Вкушая жадно; Ева, не страшась, Провинность повторяла заодно, Чтоб грех возможно больше усладить Любовным соучастьем. Наконец, Как одурманенные молодым Вином, они безумно предались Веселью; мнилось им, что обрели Божественность, что, презирая Землю, Вот-вот на мощных крыльях воспарят. Но действие иное произвел Обманный плод. Он плотские разжег Желанья. Похотливо стал глядеть Адам на Еву; алчно и она Ответствовала. Сладострастный жар Обоих обуял, и начал так Адам к восторгам Еву наклонять: «— Я вижу — твой изящен, верен вкус; Он мудрости немалое звено; Ко всем сужденьям вкус мы придаем, Язык считая правым судией. Ты нынче порадела хорошо, Хвалю за это. Много мы услад Утратили, к чудесному плоду Не прикасаясь; истинную сласть Не знали мы досель. Когда настолько Запретное приятно, — десяти Дерев запретных, вместо одного, Нам надо бы желать. Но поспешим! Пристало нам, прекрасно подкрепясь, Утехой завершить богатый пир. С тех пор как в первый раз тебя узрел, Исполненную всяких совершенств, И в жены взял, ни разу красота Твоя не распаляла так во мне Желания тобою обладать И насладиться. Краше, чем всегда, Ты нынче — это Древа дивный дар!» Подобное твердя, не упускал Он взглядов и намеков любострастных, Понятных ей. Зажглись ее глаза Ответным заразительным огнем. Он, без отпора, за руку повел Ее на затененный бугорок, Под сень ветвей, под кров густой листвы. Фиалки, незабудки, гиацинты И асфоделии служили им Цветочным ложем, — мягкое как пух, Прохладное земное лоно! Там Они любви роскошно предались, Всем наслажденьям плотским, увенчав Провинность обоюдную, стремясь Сознание греховности размыкать; Затем, усталые от страстных ласк, Заснули, усыпленные росой. Но эта власть коварного плода, Что с помощью дурманящих паров, Веселием и лестью охмелив, Их душами играла и ввела Все чувства и способности в обман, Иссякла, — отлетел и тяжкий сон, Угаром наведенный, полный грез Мучительных. Супруги поднялись, Как после хвори; глядя друг на друга, Постигли, сколь прозрели их глаза И омрачился дух. Невинность вмиг Исчезла, что, подобно пелене, Хранила их от пониманья зла; Взаимное доверье, правда, честь Врожденные покинули чету Виновную, покрытую теперь Стыдом, что облачением срамным Преступников лишь больше оголял. Как некогда на пагубном одре Далилы-филистимлянки, Самсон, Могучий муж из Данова колена, Остриженный, очнулся, потеряв Былую силу, — так, не говоря Ни слова, обнаженные, они Сидели, добродетелей навек Лишась, ошеломленные стыдом, С растерянными лицами. Но вот Адам, хотя не менее жены Смущенный, принужденно произнес: