Состав слоя так называемых 'рабочих-интеллигентов', впрочем, свидетельствует о том, что по происхождению и образованию они

целиком относятся к маргинальному слою ИТР (см. табл. 160) (395). На 80% это были техники (т.е. в основном выходцы из рабочих),

окончившие средние специальные учебные заведения и потом увидевшие, что они, сделав это, раза в 2-3 потеряли в зарплате, или же

специалисты с высшим образованием (часто не техническим) (396), задавленные нуждой и не придающие значения своему

социальному статусу - практически все они были интеллигентами в 1-м поколении, не имеющими прочных культурных традиций.

Основной мотивацией перехода их на рабочие места всегда были материальные соображения (397). Приходя на рабочие места, они

возвращались в ту среду, откуда вышли, так что, если бы остальная часть образованного слоя отличалась высоким качеством, то

освобождение от балласта случайных людей ему бы не повредило.

Подходы советских идеологов (отражавших и пропагандировавших политику компартии) к проблемам социальной структуры

общества и связанным с ними вопросам развития системы образования никогда принципиально не менялись. В вышедших в конце 70-

х - 80-х годах книгах по-прежнему активно проводилась традиционная для советской политики в этой сфере линия. Но если одни

авторы, с удовлетворением констатируя продолжающееся увеличение приема в вузы, ратовали за дальнейшее развитие этого процесса

и были настроены в этом отношении чрезвычайно оптимистично (398), то другие признавали, что темпы роста приема снижаются и

наблюдается тенденция к 'оптимизации' доли в обществе лиц умственного и физического труда. Отчасти признавалась и

нежелательность массового приема в вузы после техникумов (399).

По-прежнему актуальным считалось усиление регулирования социального состава студентов. Выводы в этом отношении

предлагалось делать, в частности, из того факта, что выходцы из интеллигенции стремились уйти в научные работники и покинуть

производство, а из рабочих идут охотнее на производство, тогда как общество нуждается не в научных работниках, а в инженерах (по

той же причине впервые, кажется, усматривался 'негативный момент' в вовлечении студентов в научную работу). Советских

философов весьма огорчало противоречие между интересами высшей школы, 'стремящейся привлечь наиболее квалифицированных,

сознательных рабочих', и предприятий, заинтересованных в оставлении таких рабочих у себя', а также то обстоятельство

(сказывающееся на формировании контингента подготовительных отделений), что зарплата квалифицированных рабочих значительно

выше зарплаты инженеров, и рабочие, естественно, не хотят учиться на инженеров, по несознательности препятствуя делу 'стирания

граней'. Задача высшей школы виделась в 'дальнейшей демократизации системы высшего образования, расширения его социальной

базы', ожидалось, что в 10-й пятилетке основная масса специалистов придет из среды рабочих и крестьян и отмечалось, что 'широкий

приток в вузы рабочей и крестьянской молодежи, по словам Брежнева, 'полностью вытекает из политики партии, направленной на

сближение рабочего класса, колхозного крестьянства и интеллигенции, на укрепление социального единства нашего общества' (400).

Следовали и соответствующие рекомендации: 'Вопрос о социальных источниках пополнения интеллигенции в современных условиях

необходимо рассматривать с учетом общих изменений в социальной структуре общества, усиления его социальной однородности,

стирания различий между классами и социальными группами. Последнее необходимо учитывать и при решении практических

вопросов регулирования социального состава студенчества, в т.ч. путем повышения социальной эффективности подготовительных

отделений вузов', ибо 'социальное происхождение и тип вуза оказывают заметное дифференцирующее воздействие на степень

адаптации молодых специалистов к условиям их труда и быта' (401).

В 1982 г. вышла книга одного из основных теоретиков 'социальной однородности', представлявшая собой к тому времени наиболее

авторитетный (автор был директором Института социологических исследований) свод воззрений по этому поводу. Как уже говорилось

выше, к этому времени реальность общественного развития СССР не оправдала ожиданий, и приходилось как-то выкручиваться,

чтобы оправдать неполное соответствие ее идеологическим постулатам. Поэтому по ряду вопросов был проявлен максимум

возможного для советской социологии 'инакомыслия' (402). Пришлось также признать, что в ближайшие 15-20 лет сохранятся

специалисты, профессиональные ученые, актеры, художники, писатели и т.д. (403). Как ни смехотворно звучат сегодня эти

'откровения', следует помнить, что для советской социологии они вовсе не были очевидными, и их требовалось доказывать.

Некоторый оттенок 'вольнодумства' носили и некоторые другие замечания (404), но большинство проблем трактовалось вполне

традиционно (405).

Однако к 80-м годам некоторые постулаты все-таки пришлось корректировать. В обобщающем труде советских философов,

вышедшем в 1983 г., констатировалось: 'Не подтвердились на практике и не получили признания в теории предположения о

растворении интеллигенции в рабочем классе и о превращении рабочего класса в интеллигенцию' (406). Даже наиболее

ортодоксальные из них вынуждены были признать, что рост удельного веса специалистов и служащих в народном хозяйстве не

беспределен (407). Иногда прямо говорилось, что 'в СССР имеет место перепроизводство инженеров ' (в США при большем на 25%

объеме производства инженеров в 3-4 раза меньше). Отмечалось, что в некоторых республиках (Грузия, Эстония) специалисту стало

трудно устроиться по специальности (408), что 'снижение темпов роста рабочего класса и 'перелив' растущей части трудоспособного

населения в категорию интеллигенции - показывает, с одной стороны, некоторую интенсификацию производства, но с другой -

нарушение необходимых пропорций распределения занятого населения по общественным группам в соответствии с потребностями