преобладающая часть тех, кто формально по должности или диплому входил в его состав, по своему кругозору, самосознанию,

реальной образованности и культурному уровню ничем не отличалась от представителей других социальных групп, потому что этот

слой действительно был “плоть от плоти” советского народа. И в свете этого можно сказать, что коммунистические утопии о

“стирании граней” и “становлении социальной однородности” получили-таки в советской действительности некоторое реальное

воплощение.

Статусу “советского интеллигента” в обществе соответствовал низкий уровень его материальной обеспеченности. Сокрушающий удар

по благосостоянию интеллектуального слоя был нанесен сразу же - самим большевистским переворотом. После революции, в 20-х

годах, средняя зарплата рядового представителя интеллектуального слоя была очень невелика (см. табл. 151 (341)и 152 (342)). Она

сравнялась или была несколько ниже заработков рабочих, тогда как до революции была в 4 раза выше последних.

Наиболее трудным был период 1922-1924 гг., когда на жизненном уровне интеллигенции отразился НЭП и вздорожание рынка.

Отмена академических пайков при низком уровне зарплаты тяжело отразилась на положении научных работников (343). Хотя ставка

их в 1,5 раза превышала учительскую, но они не получали помощи из местного бюджета, в результате чего реальная зарплата

московского профессора оказывалась ниже учительской. В целом зарплата профессоров и научных работников составляли менее 50%

от средней ставки в мелкой и средней промышленности, профессор вуза получал 15 товарных рублей. В 1924-1927 гг. доходы

преподавателей и научных сотрудников сильно колебались по регионам, повысившись за это время, как правило, от 20-80 до 100-200

р. (см. табл. 153), но часто за счет большой перегрузки, как признавали и советские администраторы, “для получения культурного

минимума зарплаты научные работники были вынуждены работать с превышением норм нагрузки иногда в 4 раза. Что сводит на нет

разницу с рабочими и служащими и дает показатель вдвое ниже рабочего” (344). В 1930 г. профессора получали 300 р., доценты - 250,

ассистенты - 210 (см. также табл. 154) (345).

Благосостояние же некоторых групп интеллигенции не достигало прожиточного минимума. Таковой в 1925 г. составлял 29,38 р.

(средняя рабочая зарплата по стране составляли в 1923/24 г. 36,15 р., в 1924/25 - 45,24 р. (346)), а зарплата сельских учителей в Сибири

- 21,5 - 25 р. В 1927/28 г. они получали 30-37 р. (в 1928/29 - 40-46), тогда как средняя зарплата фабрично-заводских рабочих составляла

там 53,67 р., строительных - 56,80, мелкой промышленности - 50,75, металлистов - 68,94, средняя зарплата служащих учреждений -

56,50 (347). Исключение режим делал лишь для узкого слоя специалистов тяжелой промышленности и высших научных кадров,

“оправдывая” это отступление от идеологических постулатов временной острой потребностью в этих кадрах. В 1925 г. в

металлической промышленности чернорабочий получал 35 р., средняя зарплата рабочих составляла 60 р., квалифицированный

рабочий получал около 100, средняя зарплата специалиста в металлургической промышленности - 165, оклад председателя ВЦИК

СССР составлял 175 р., но высококвалифицированному специалисту платили и 500-600 (348).

Не считая жилищных и прочих условий (которые ухудшились неизмеримо вследствие политики “уплотнения”, повсеместно

проводимой в городах в отношении “буржуазии”, в результате чего квартиры превращались в коммунальные), только по зарплате

уровень обеспеченности образованного слоя упал в 4-5 раз. Причем наиболее сильно пострадали его высшие слои (если учителя

начальных школ получали до 75% дореволюционного содержания, то профессора и преподаватели вузов - 20%, даже в конце 20-х

годов реальная зарплата ученых не превышала 45% дореволюционной). До революции профессор получал в среднем в 15,4 раза

больше рабочего, в конце 20-х годов - лишь в 4,1 раза.

По мере “пролетаризации” и “советизации” интеллектуального слоя в конце 30-х годов его благосостояние относительно других

социальных групп было сочтено возможным несколько повысить; хотя и в это время зарплата работников ряда отраслей умственного

труда была ниже зарплаты промышленных рабочих, но, по крайней мере, зарплата ИТР превосходила ее более, чем вдвое, научных

сотрудников - на треть. Резко (в среднем на 268%) возросли после репрессий 1937-1938 гг. оклады комсостава армии (см. табл. 155)

(349), что было связано как с желанием крепче привязать к себе армию, так и с тем, что оставшиеся военные рассматривались как

вполне “свои” (каковыми и являлись).

В 40-50-х годах зарплата служащих превышала зарплату рабочих, причем наиболее значительно в конце и середине 50-х годов.

Однако в дальнейшем происходил неуклонный процесс снижения относительной зарплаты лиц умственного труда всех категорий,

процесс, не знавший каких-либо остановок и особенно усилившийся в 60-х годах, когда зарплата почти во всех сферах умственного

труда опустилась ниже рабочей. В начале 70-х ниже рабочих имели зарплату даже ученые, а к середине 80-х - и последняя группа

интеллигенции (ИТР промышленности), которая дольше другим сохраняла паритет с рабочими по зарплате (см. табл. 156, 157, 158)

(350).

При этом зарплата служащих с зарплатой ИТР практически не сближалась, а рабочих - сближалась довольно быстро, и именно это

обстоятельство вызывало глубокое удовлетворение советских идеологов. В социологических трудах, хотя и говорилось о “некоторых

негативных моментах на отдельных этапах” этого процесса (типа того, что ИТР стремятся перейти на начальственные должности),

подчеркивалась его “бесспорно позитивная направленность” как “одной из существенных сторон движения социалистического

общества к полной социальной однородности” (351). Дело дошло до того, что в качестве “дополнительного материального стимула”

для перехода специалистов сельского хозяйства на должности руководителей отделений, бригад, ферм и т.п. постановлением ЦК и