Вы меня разбили по всем статьям. Я знаю, теперь уже я не таков, каким приехал с Аляски. Я бы не мог обращаться с собаками так, как проделывал в те дни. Мускулы у меня размякли, а душа очерствела. Прежде я уважал людей. Теперь я их презираю. Вы знаете, всю жизнь свою я провел на просторе, под открытым небом, и признаюсь, я — не горожанин. Ведь я купил чудесное маленькое ранчо в Глен Эллен, такого вы никогда не видели. Это там, где я влип с кирпичным заводом. Вы помните, у вас была эта переписка? Я только взглянул разок на ранчо и тут же влюбился в него и сейчас же купил. Я ездил там по холмам и был счастлив, как мальчишка, вырвавшийся из школы. Я был бы куда лучше, живи я в деревне. Город не на пользу мне идет. Тут вы попали в самую точку. Я это знаю. Но, допустим, ваша молитва исполнится, и я начисто разорюсь и стану работать для куска хлеба?

Она ничего не ответила, но вся потянулась к нему.

— Допустим, у меня ничего не останется, кроме этого маленького ранчо, и я буду разводить цыплят и как-нибудь наскребать на жизнь — вышли бы вы за меня тогда, Диди?

— Да ведь мы все время были бы вместе! — воскликнула она.

— Но время от времени я должен был бы пахать, — предостерег он, — или ездить в город за провизией.

— Там, во всяком случае, не было бы конторы и бесконечных деловых свиданий. Но все это нелепо и несбыточно, и нам нужно идти домой, чтобы не попасть под дождь.

Был момент, прежде чем они начали спуск с холма, когда Пламенный мог притянуть ее к себе и поцеловать. Но он был слишком оглушен новыми мыслями, какие она в нем разбудила, чтобы использовать представившийся случай. Он только взял ее под руку и помог спуститься по крутой тропинке.

— Здорово красивое место там, в Глен Эллен, — задумчиво сказал он. — Я хотел бы, чтобы вы посмотрели.

Пройдя рощу, он намекнул, что лучше им здесь расстаться.

— Вы тут по соседству живете, и люди начнут болтать.

Но она настояла на своем, чтобы он проводил ее до самого дома.

— Я не могу пригласить вас войти, — сказала она, останавливаясь у подъезда и протягивая ему руку.

Дико завывал ветер, но дождя все еще не было.

— Знаете ли, — сказал он, — несмотря ни на что, это — счастливейший день моей жизни.

Он снял шляпу; ветер трепал его волосы. Он продолжал:

— И я благодарен Богу или тому, кто ответствен за ваше существование на земле. Потому что вы меня любите. И для меня было радостью услышать это от вас сегодня. Это… — он не закончил своей мысли, и на лице его появилось хорошо знакомое ей выражение, когда он прошептал: — Диди, Диди, мы попросту должны пожениться. Это единственный выход, и это — счастье, потому что все обернется хорошо.

Но слезы снова показались на ее глазах. Она покачала головой, повернулась и вошла на крыльцо.

Когда заработали пароходы и время переезда из Сан-Франциско в Окленд сократилось вдвое, громадные расходы Пламенного уменьшились. Вернее, он мог сократить эти расходы, если бы не вступал сейчас же в новые предприятия. Тысячи его участков уже распроданы, строились тысячи домов. Продавались и места для фабрик и деловых контор в центре Окленда. Все это укрепляло ценность огромных владений Пламенного. Но, как и в старые времена, он не мог остановиться. Он уже начал брать ссуды в банках. Колоссальная прибыль, полученная им от продажи земли, пошла на покупку новых земельных участков, на развитие новых планов. Вместо того чтобы выплачивать старые займы, он делал новые. Он возводил пирамиду в Окленде, как делал это раньше в Доусоне, но теперь он знал, что предприятие солидное — не то, что рискованная авантюра в лагере золотоискателей.

Другие шли по его следам, покупая и продавая землю и используя сделанные им усовершенствования, — конечно, их игра была помельче.

Этого следовало ожидать, и его обычно не раздражали их маленькие выигрыши, полученные за его счет. Однако было и одно исключение. Некто Симон Долливер, человек, имевший для начала капитал и не лишенный сметки и смелости, обещал стать сверхмиллионером за счет Пламенного. Не раз Пламенный сталкивался с ним на своем пути, подобно тому, как и он сам попадался на пути Гугенхаммеров, когда те впервые нацелились на Офир.

Работа на доках продвигалась быстро, но это было одним из дел, поглощающих колоссальные деньги. Окупиться оно могло далеко не так скоро, как организация пароходства. Технические трудности были огромны, земляные работы требовали циклопических[18] усилий. Одни сваи стоили немало. Хорошая средняя свая, к тому времени как она была доставлена, стоила двадцать тысяч долларов, а таких свай нужно было десятки тысяч. Были срублены все рощи эвкалиптов, а из Пьюджет-Саунд сплавлялись вниз по реке огромные плоты из сосновых свай.

Не довольствуясь получением электричества для своих городских железных дорог старомодным способом — силовыми станциями, — Пламенный организовал Электрическую компанию Сиерра и Сальвадор. Дело было поставлено в большом масштабе. В сторону от гор, через долину Сан-Хоакин, среди холмов Костра-Коста было разбросано много маленьких городков и даже один крупный город, куда можно было доставлять электрическую энергию и свет, — таким образом, началась разработка проекта по освещению улиц и домов. Как только закончилась покупка мест для силовых станций в горах Сиерры, туда были отправлены инженеры, и начались строительные работы.

Так шло дело. Он лил деньги непрерывным потоком в тысячу пастей. Но все шло так нормально, что Пламенный, природный игрок, со своим широким и ясным кругозором не мог играть мирно и осторожно. Возможности были большие, а размах у него был всегда один и тот же — широкий размах. И единственный его советник — Ларри Хегэн — не удерживал его от риска. Наоборот, сам Пламенный вынужден был накладывать свое veto[19] на слишком фантастические планы этого даровитого гашишиста. Пламенный не только делал огромные займы у банков и трестов, но и должен был акционировать несколько своих предприятий. Однако он делал это с большой неохотой и большую часть самых крупных предприятий оставил целиком в своих руках. Среди обществ и компаний, куда он весьма неохотно пустил вкладчиков, насчитывались: Общество по сооружению доков, Общество по организации увеселительных парков, Объединенная водопроводная компания, Судостроительное общество и Электрическая компания Сиерра и Сальвадор. Однако в каждом из этих предприятий он имел большую часть акций, поделив их с Хегэном.

И только его дело с Диди Мэзон шло как будто вяло. В действительности же его страсть к ней росла, он только откладывал окончательное разрешение вопроса. Следуя своему сравнению, он вывел заключение, что Случай сдал ему самую замечательную карту из всей колоды, а он только сейчас, спустя много лет, разглядел ее. Эта карта была любовь, и она побивала все остальные. Любовь была лучшим козырем, пятым тузом, «джокером» для некоторых игроков в покер. Это была всем картам карта, и он решил на нее сыграть, когда все карты будут открыты — в момент розыгрыша. Но пока такой момент еще не наступал. Игру нужно было раньше довести до розыгрыша.

Однако он не мог отогнать воспоминаний о бронзовых туфельках, облегающем платье и всей женственной мягкости и податливости Диди в ее хорошеньких комнатах в Беркли. И еще раз, в дождливое воскресенье, он протелефонировал ей, что придет. Снова, как случалось всегда, с тех пор как мужчина впервые взглянул на женщину и попал под ее очарование, — снова пустил он в ход слепую силу мужского принуждения против тайной слабости женщины, влекущей ее к уступкам. Но просить и умолять было не в характере Пламенного. Наоборот, он был властен во всем, что делал, но против его приемов — вкрадчиво- ласковых и своеобразных — Диди труднее было устоять, чем против жалоб умоляющего влюбленного. Сцена закончилась неудачно: Диди, терзаемая своим собственным желанием, в отчаянии от своей слабости и в то же время на нее негодуя, воскликнула:

— Вы убеждаете меня попробовать выйти за вас и довериться случаю в надежде, что все обернется