понять, почему вы хотите, чтобы я разорился. Это стоит на одной доске с той другой вашей загадкой: чем больше я вам нравлюсь, тем меньше вы хотите выйти за меня замуж. Вам придется это объяснить, вот и все.

Его руки обвились вокруг нее, и на этот раз она не сопротивлялась. Голова ее была опущена, и он не мог видеть ее лица, но знал, что она плачет. Он познал добродетель молчания, ждал, чтобы она заговорила. Дело приняло такой оборот, что теперь она вынуждена была дать ему объяснение. В этом он был уверен.

— Я не романтична, — начала она, снова поднимая на него глаза. — Быть может, для меня было бы лучше, если бы я была романтичной. Тогда я могла бы разыграть из себя дуру — и быть несчастной до конца своей жизни. Но мой отвратительный здравый смысл мне мешает, и от этого я ничуть не счастливее.

— Я все еще ничего не понимаю и барахтаюсь в тумане, — сказал Пламенный, не дожидаясь продолжения. — Вы должны мне объяснить, а вы еще ничего не объяснили. Ваш здравый смысл и молитвы, чтобы я разорился, все это загадка для меня. Маленькая женщина, я сильно люблю вас и хочу, чтобы вы вышли за меня замуж. Все это просто и откровенно. Хотите вы выйти за меня?

Она медленно покачала головой и, по мере того как говорила, в ней нарастало раздражение, грустное раздражение, и Пламенный знал, что оно направлено против него.

— Тогда дайте мне вам объяснить так же просто и откровенно, как вы спросили. — Она замолчала, словно размышляя, с чего начать. — Вы честный и прямолинейный человек. Хотите, я буду такой же честной и прямолинейной, хотя считается, что для женщин это невозможно, — хотите, чтобы я говорила вам вещи, которые вас оскорбят, делала признания, какие должны меня пристыдить, держала себя так, что многие мужчины сочли бы неженственным?

Рука, лежавшая на ее плече, как будто поощряла ее на продолжение речи, но Пламенный молчал.

— Я очень бы хотела выйти за вас замуж, но я боюсь. Я чувствую и гордость и смирение при мысли, что такой человек, как вы, полюбил меня. Но у вас слишком много денег. Вот где выступает на сцену мой отвратительный здравый смысл. Даже если бы мы поженились, вы никогда не могли бы стать моим, — моим возлюбленным и моим мужем. Вы были бы рабом своих денег. Я знаю, что я глупая женщина, но мне мужчина нужен для меня самой. А для меня вы не были бы свободны. Вами владеют ваши деньги, отнимают у вас время, мысли, энергию — все, заставляют вас идти именно туда, а не сюда, делать то-то и то-то. Разве вы не понимаете? Может быть, все это ерунда, но я чувствую, что могу любить сильно, отдать много, отдать все, а взамен хотя всего мне не нужно, но нужно много — и я хочу значительно большего, чем позволяют вам дать мне ваши деньги.

И ваши деньги губят вас, делают все хуже и хуже. Я не стыжусь сказать, что я вас люблю, потому что я никогда не выйду за вас замуж. Я любила вас еще тогда, когда совсем вас не знала, когда вы только что приехали с Аляски и я в первый раз пришла в контору. Вы были моим героем. Вы были Пламенным, с золотых россыпей, отважным путешественником и золотоискателем. И таким вы тогда выглядели. Я не понимаю, как могли женщины смотреть на вас тогда и не влюбиться. Но теперь вы выглядите иначе.

Пожалуйста, пожалуйста, простите мне эти оскорбления. Вы хотели прямого ответа, и я даю вам его. Все эти последние годы вы вели ненормальный образ жизни. Вы, человек, привыкший к открытому воздуху, заточили себя в города, отдались городской жизни. Вы уже не тот, кем были раньше, и ваши деньги вас губят. Да, губят! Вы изменились, вы уже не такой здоровый, не такой чистый, не такой славный. Таким делают вас ваши деньги и образ жизни. Вы это знаете. И тело ваше не то, что было раньше. Вы стали полнеть, и это нездоровая полнота. Со мной вы добры и ласковы, я знаю, но вы не бываете добрым и ласковым со всеми остальными, как было раньше. Вы стали суровым и жестоким. Я знаю. Не забудьте, я изучала вас шесть дней в неделю, месяц за месяцем, год за годом; я знаю самую ничтожную частицу вашего существа лучше, чем вы всю мою особу. Жестокость не только в вашем сердце и мыслях, но и на вашем лице. Она оставляет на нем свои знаки. Я следила, как они появлялись и углублялись. Это сделали ваши деньги и жизнь, какую они заставляют вас вести. Вы очерствели и опустились. И этот процесс кончится только с вашей окончательной гибелью…

Он попробовал ее перебить, но она остановила его, задыхаясь, дрожащим голосом:

— Нет, нет, дайте мне кончить. Я только и делала, что думала, думала и думала все эти месяцы, с тех пор, как вы начали кататься со мной. Теперь, когда я начала говорить, я должна высказать все, что накопилось во мне. Да, я вас люблю, но не могу выйти за вас и убить любовь. Вы превращаетесь в человека, которого в конце концов я должна буду презирать. Вы этому не можете помочь. Вы любите эту азартную игру, быть может, больше, чем меня. Эти дела — вам лично они никакой пользы не приносят, но требуют вас всего. Я иногда думаю, что было бы легче делить вас с другой женщиной, чем с вашими деньгами. Тогда, во всяком случае, — половина вас была бы моей. Но эта игра поглощает вас не наполовину, а на девять десятых или даже девяносто девять сотых.

Не забудьте: для меня брак не в том, что я смогу тратить деньги мужа. Мне нужен человек. Вы говорите, что я вам нужна. И допустим, я согласилась, но дала вам только одну сотую себя. Допустим, в моей жизни есть что-то, что отнимает остальные девяносто девять сотых, и, помимо этого, моя фигура портится, образуются мешки под глазами, гусиные лапки на висках, — словом, мое лицо и моя душа уродуются. Удовлетворились бы вы этой одной сотой? А ведь только это вы мне предлагаете. Вы удивляетесь, что я не хочу выйти за вас замуж? Удивляетесь, что я не могу?

Пламенный ждал, а она снова заговорила:

— Это не значит, что я эгоистична. В конце концов, любить — это давать, а не получать. Но я так ясно вижу, что, отдав себя, я не принесу вам никакой пользы. Вы похожи на больного. Вы ведете игру не так, как все остальные. Вы вкладываете в нее сердце и душу — всего себя. Во что бы вы ни верили и что бы ни намеревались сделать, все равно, — жена была бы для вас только временным развлечением. Есть у вас красавец Боб, а вы даете ему беситься от скуки в конюшне. Вы купили бы мне прекрасный дом — и предоставили бы мне зевать там до слез или выплакать себе глаза, потому что я оказалась бы беспомощной и не было бы у меня сил вас спасти. Эта игорная горячка сковала бы вас и поглотила целиком. Вы ведете эту игру так же, как играли раньше, как играли на Аляске, когда ставили на карту свою жизнь. Никто не стал бы покрывать такие огромные расстояния и с такой быстротой, как делали вы, или работать с таким напряжением и подвергать себя всевозможным лишениям. Вы отдаетесь целиком; вы вкладываете всего себя в то, что вы делаете…

— Граница — небо, — мрачно согласился он.

— Но если бы вы были таким любовником и мужем…

Тут она запнулась и замолчала; румянец покрыл ее мокрые щеки, а глаза опустились под его взглядом.

— А теперь я не скажу больше ни слова, — прибавила она. — Я произнесла целую проповедь.

Теперь она отдыхала, открыто и смело укрывшись в его объятиях, и оба не замечали ветра, все неистовей и яростней бушевавшего вокруг них. Ливня еще не было, но ветер все чаще и чаще доносил мелкие брызги дождя.

Пламенный явно недоумевал, и замешательство его еще не рассеялось, когда он начал говорить:

— Я оглушен. Я сбит с толку. Вы начисто отделали меня, мисс Мэзон, — или Диди, я люблю называть вас этим именем. Я должен сознаться, что в ваших словах много правды. Если я верно понял, вы пришли к заключению, что вышли бы за меня замуж, если бы у меня не было ни одного цента, и я не стал толстеть… Нет, нет, я не шучу. Я ухватил мысль, а это только моя манера переварить ее и подвести итоги. Если бы у меня не было ни одного цента, если бы я вел здоровую жизнь, все время отдал бы на то, чтобы любить вас и быть вашим мужем, а не залезать по уши в дела и во все прочее, — ведь вы бы вышли за меня?

Все это ясно, точно напечатано в книге, и вы правы даже больше, чем я предполагал. Вы приоткрыли мне глаза. Но я влип. Что я могу поделать? Дела меня и вправду связали и заклеймили. Я связан по рукам и ногам и не могу пойти пастись на зеленую лужайку. Я — как тот человек, что поймал медведя за хвост. Я не могу его отпустить, а вы мне нужны, и, чтобы вас добыть, я должен выпустить хвост. Я не знаю, что делать, но что-нибудь наверняка случится. Я не могу вас потерять. Просто не могу. Да и не собираюсь. Ведь вы сейчас уже обскакали всякие дела. Мне дела никогда не мешали спать по ночам.