его правое бедро превратилось в кровавое месиво.

Когда Десима подбежала к нему, Эдам застонал и приподнялся на локте.

— Оливия?

— Они забрали коляску. — Десима упала на колени рядом с ним. Слава богу, пуля не задела артерию. Десима ухватилась за край нижней юбки и безжалостно оторвала его.

— Скачите за ними, — прохрипел Эдам, глядя на Генри. — У вас остался заряженный пистолет?

— Да, оба.

— Отвезите ее в дом — там вы сможете укрыться от разбойников. — Дыхание Эдама вырывалось с трудом. — Торопитесь!

Генри щелкнул бичом, и упряжка понеслась. Десима все свое внимание сосредоточила на лежащем перед ней любимом мужчине.

— Эдам! Вы слышите меня? — Его глаза были закрыты. — Я должна перевязать вам ногу и остановить кровотечение. — Каким образом она собирается передвинуть его? Может ли она оставить его здесь и пойти за помощью, или разбойники могут вернуться? Прежде всего нужно остановить кровь…

— Его уже не видно? — Эдам говорил на удивление отчетливо. Только бы он не потерял сознание.

— Да, но не беспокойтесь. Генри спасет ее — я уверена.

Вдалеке раздался звук выстрела.

Десима, подняв взгляд от оторванных полос нижней юбки, из которых она пыталась сделать тампон, увидела пару спокойных серых глаз, устремленных на нее.

— Конечно, спасет, — сказал Эдам, приподнявшись на обоих локтях. — Господи, какая же твердая эта дорога! Должно быть, я лежу на кремне.

Как он может быть таким бесчувственным?

— Лежите неподвижно — вы усилите кровотечение. Можете немного приподнять ногу? Я знаю, что это больно…

Эдам сел.

— Бросьте это. — Он встал на ноги, потянув за собой Десиму, слишком ошеломленную, чтобы сопротивляться.

— Ваша нога… Эдам, вы должны позволить мне перевязать ее. — Но кровь остановилась полностью, и Эдам твердо стоял на обеих ногах, не щадя ни одну из них. Серые глаза, смотревшие на нее, не были затуманены болью или страхом за судьбу Оливии.

— Вы не ранены! — Десима уставилась на пропитанную кровью кожу возле дыры на его бриджах. — Как вы это проделали? — Ее сердце все еще колотилось от страха и предпринятых усилий, руки болели от напряжения, после того как она сдерживала упряжку, к горлу подступала тошнота.

Эдам тряхнул правой рукой, и из рукава на ладонь выскользнул нож.

— Оболочка колбасы, наполненная свиной кровью, в кармане бриджей.

Десима среагировала, недолго думая. Размахнувшись, она влепила ему пощечину.

— Как вы могли! Генри вооружен — кого-то могут убить!

Эдам качнулся на каблуках.

— Бейтс заменил патроны Генри холостыми, прежде чем мы выехали. Единственный человек с заряженным пистолетом — я, и он здесь. — Эдам похлопал себя по карману сюртука. — Пистолеты двух моих помощников тоже с холостыми патронами — думаю, они окажутся абсолютно бездарными похитителями и бросят коляску с Оливией. Мне жаль, что вы испугались, но дело того стоило.

— Испугалась? Я была в ужасе! А Оливия — можете себе представить, что она чувствует? Эдам, что, по-вашему, вы делаете?

Он с улыбкой посмотрел на нее.

— Занимаюсь сватовством. Уверен, что Оливия сочтет десять минут страха стоящими того, чтобы не выходить за меня замуж.

— Но… — Десима подобрала юбки и побежала за Эдамом, который зашагал вперед. — Но если вы не намеревались умереть от вашей раны, в чем смысл затеянной вами игры?

— Я полагаюсь на человеческую натуру и способности вашего друга Генри как рыцаря. А теперь перестаньте поучать меня, Десима, — через минуту вы сможете делать это сколько душе угодно.

Двое разбойников, уже без масок, с усмехающими физиономиями молодых любителей кутежей, выехали из рощи. Никто из них не выглядел способным на большее злодеяние, чем трактирная потасовка из-за девушки.

— Все прошло согласно плану, милорд, — доложил один из них и притронулся к потрепанной треуголке, глядя на Десиму. — Мы бросили коляску, где вы сказали, и убедились, что поводья запутались в кустах, она не сможет двинуться с места. С молодой леди, думаю, все в порядке, хотя она кричит во все горло. Генри — это невысокий светловолосый джентльмен?

— Да, — подтвердил Эдам.

— Тогда он поспеет вовремя, — с усмешкой заметил грум и смущенно умолк, вспомнив о присутствии Десимы.

— Хорошая работа. Можете ехать, но, ради бога, приведите себя в порядок, прежде чем выберетесь на большую дорогу, иначе мне придется забирать вас на поруки из местной тюрьмы.

Оба удалились, и Десима вовсю использовала разрешение поучать.

— Как вы можете быть уверены, что они будут держать язык за зубами? Что, если слух об этом распространится по всему Лондону? Мы станем посмешищем, а скандал погубит Оливию, — бушевала она, когда они вошли в рощу.

— Это мои грумы, они абсолютно надежны и уверены, что помогают мне выиграть пари с сэром Генри.

— Они никогда не поверят такой невероятной истории!

— Десима, им по восемнадцать лет, и они убеждены, что аристократия способна на любые выходки. Случившееся это доказывает. А теперь тише — мы почти у дома, и я не хочу, чтобы Генри отвлекся от утешения Оливии.

Они вышли на лужайку перед домом, Эдам повернулся и повел Десиму к задней стене. Там оказалась маленькая беседка, и он открыл дверь.

— Входите и позвольте мне объяснить.

Десима неохотно позволила усадить себя на одну из скамеек.

Эдам закрыл дверь и прислонился к ней — его лицо было более чем серьезно.

— Это не шутка, и мне это далось нелегко, что бы вы ни думали. Я бы никогда не стал делать предложение Оливии. Но обстоятельства были против меня. Большего я рассказать не могу — она сама объяснит вам, если захочет. Когда мы оказались в этом положении, я не мог дать задний ход. Сначала я думал, это сделает Оливия, если поймет, что я неподходящий муж для нее. Но я понятия не имел, до какой степени она подчинена родительскому влиянию — особенно материнскому. Оливия не может противиться матери. А потом я увидел, что происходит между ней и Генри Фрешфордом, и нашел выход.

— Нашли выход? А я не понимала, почему вы так терпимы. — Десима озадаченно покачала головой. — Генри любит ее, но пытается вести себя достойно. Я уверена, что между ними не было сказано ни слова о любви.

— И я тоже, — мрачно отозвался Эдам. — И, делая все, чтобы напомнить Оливии, какую жалкую жизнь она будет вести замужем за мной, я старался поближе свести ее с Фрешфордом. Должен сказать, что ваши усилия примирить ее с ожидаемым браком были крайне нежелательны.

— Но я…

— Знаю, что вы действовали из дружбы и столь же достойных побуждений. — Он улыбнулся, и внутри у Десимы что-то дрогнуло. — Это одна из черт, которые я так люблю в вас.

Любит? Эдам сказал «любит»? Руки Десимы судорожно сжались. Он любит ее как друга — вот и все. Они ведь говорили о дружбе.

— Я видел, что ничто не подорвет чувство чести Фрешфорда и покорности Оливии, и тогда я придумал подстроить этот несчастный случай. Я мог обратиться к Фрешфорду, сказать, что знаю о его чувствах, и заверить его в своей поддержке. Но мы никогда не сумели бы заставить Оливию признать