Вместо этого он закрыл файл со словами:
— Вы ведь были прошлой ночью на групповой терапии вместе с Рейчел Соландо?
— Да, сэр.
— Вы видели, как она ушла наверх к себе в палату?
— Нет. Сначала ушли мужчины. Она еще сидела вместе с Бриджет Кирнс и Леонорой Грант и этой сестрой.
— Сестрой?
Питер кивнул:
— Рыжей. Иногда она мне нравится. Вроде как настоящая. А иногда, сами знаете…
— Нет. — Тедди старался говорить таким же ровным голосом, как его напарник. — Не знаю.
— Вы же ее видели, да?
— Да. Как ее фамилия? Запамятовал.
— Ей фамилия ни к чему, — отмахнулся Питер. — Зачем такой фамилия? Грязная Девка — вот ее фамилия.
— Погодите, Питер, — остановил его Чак. — Вы же сказали, что она вам нравится.
— Когда я это сказал?
— Минуту назад.
— Не-е. Она дешевка. Подстилка.
— Тогда еще один вопрос.
— Дрянь, дрянь, дрянь.
— Питер…
Он поднял глаза на Тедди.
— Я могу задать вам вопрос?
— Ладно.
— В тот вечер, на групповой терапии, произошло что-нибудь необычное?
— Она не проронила ни слова. Сидела как мышь. Между прочим, она убила своих детей. Троих. Представляете? Кто на такое способен? Я вам скажу: только больные на всю голову.
— Люди сталкиваются с проблемами, — заметил ему Чак. — Иногда очень серьезными. Почему мы и называем их больными людьми. Им нужна помощь.
— Им нужен газ, — возразил Питер.
— Простите?
— Газ, — повторил Питер, обращаясь к Тедди. — В газовую камеру слабоумных. Убийц. Утопила своих детей? В газовую камеру сучку.
За столом воцарилось молчание. Питер светился, как будто он открыл им глаза на окружающий мир. Но вот он погладил столешницу и встал.
— Рад был с вами познакомиться, ребята. Еще увидимся…
Тедди принялся водить карандашом по обложке файла. Питер остановился и посмотрел на него.
— Питер? — сказал Тедди.
— Да?
— Я…
— Вы не могли бы перестать?
Тедди выводил по картону свои инициалы широкими замедленными движениями.
— Я тут подумал…
— Пожалуйста, вы можете…
Тедди поднял глаза, продолжая корябать по картону.
— Что?
—
— Как? — Тедди опустил глаза и, оторвав карандаш от картонки, вопросительно поднял брови, глядя на Питера.
— Да. Так. Спасибо.
Тедди бросил карандаш поверх файла.
— Так лучше?
— Спасибо.
— Вам знаком пациент по имени Эндрю Лэддис?
— Нет.
— Нет? Здесь нет такого?
Питер пожал плечами:
— По крайней мере, в корпусе А. Может, он в С? Мы с ними не пересекаемся. Они там все законченные психи.
— Ну что ж, спасибо тебе, Питер. — С этими словами Тедди взял карандаш и продолжил выводить каракули.
После Питера Брина пришел черед Леоноры Грант. Леонора полагала, что она Мэри Пикфорд, Чак — Дуглас Фэрбенкс, а Тедди — Чарли Чаплин. А кафетерий представлялся ей офисом «Юнайтед артистс» на бульваре Сансет, куда они пришли обсудить предложение государственных ценных бумаг. Она беспрерывно поглаживала руку Чака и спрашивала, кто ведет протокол.
В конце концов санитары вынуждены были оторвать ее от Чака, Леонора же напоследок воскликнула:
— Adieu, mon cheri. Adieu.[5]
Дойдя до середины кафетерия, она вырвалась из клещей санитаров, снова подбежала к ним и схватила Чака за руку со словами:
— Не забудь покормить кота.
— О'кей, — пообещал тот, глядя ей в глаза.
Следующим привели Артура Туми, который настаивал на том, чтобы его называли Джо. Групповую терапию он в общем-то проспал. Джо, как выяснилось, был нарколептиком. Он и сейчас два раза уснул, причем второй раз практически с концами.
Тедди ощущал атмосферу больницы всеми фибрами души. От всего этого мороз подирал по коже, и, сочувствуя больным, за исключением Брина, он отказывался понимать, как можно работать в таком заведении.
Трей привел к ним миниатюрную блондинку с лицом похожим на кулон. Ее глаза излучали ясность. Не ту, которая может обнаружиться и во взгляде безумца, а нормальную будничную ясность умной женщины, живущей в безумном мире. Она улыбнулась им, а когда садилась, слегка помахала каждому рукой.
Тедди сверился с заметками Коули. Бриджет Кирнс.
— Мне отсюда не выйти, — сказала она после затянувшейся паузы. Ее отличал тихий уверенный голос и то, что она гасила сигареты, докуривая их до середины. А чуть больше десяти лет назад она зарубила мужа топором. — Может, и не надо, — добавила она.
— Почему? — удивился Чак. — Вы уж простите, что я это говорю, мисс Кирнс…
— Миссис.
— Простите, миссис Кирнс, но вы производите на меня впечатление, гм, нормального человека.
Она откинулась на спинку стула с непринужденностью, которой мог бы позавидовать любой в этом заведении, и тихо рассмеялась.
— Наверно. Но я такой не была, когда сюда поступила. Спасибо, хоть фотографий моих не делали. Мне был поставлен диагноз «маниакально-депрессивный психоз», который я под сомнение не ставлю. У меня бывают черные полосы. Как, вероятно, у каждого. Разница в том, что большинство женщин не зарубили своих мужей топором. Мне говорят, что я до сих пор не изжила глубокий, неразрешенный конфликт с моим отцом, и с этим я тоже согласна. Сомневаюсь, что если бы я вышла отсюда, то снова кого-нибудь убила бы, но гарантии никто не даст. — Она направила в их сторону кончик зажженной сигареты. — Мне кажется, когда муж тебя избивает и трахает через одну посторонних женщин, и при этом помощи ждать не от кого, то можно понять, если ты его в конце концов зарубишь топором.
