перед отступлением. Поэтому необходимо завладеть городом раньше.
— Гитлеровцы хотят угнать на запад население, — говорил Добрынин. — Надо сорвать этот план. Они будут стремиться вывезти из города ценности, имущество, продовольствие, запасы, сосредоточенные на складах, — мы должны воспрепятствовать и этому. Сейчас можно действовать смелее — Красная армия в пятидесяти километрах от нас, и сегодня у всех нас особенно радостно бьется сердце — победа близка. Надо поднимать народ. Кто не способен на решительные действия, пусть уходит из города, бежит в лес, прячется где угодно, чтобы не попасть на фашистскую каторгу. Давайте уточним наши возможности, распределим силы и решим, кто и что будет делать.
— Надо, товарищ комиссар, расправляться с предателями, с пособниками врага, — раздался голос Наташи Горленко. — Они, точно крысы, уже разбегаются. Мы здесь, в городе, бессильны что-либо предпринять, а вы, товарищи партизаны, можете закрыть им дорогу.
Учитель Крупин сообщил, что в школе вчера разместилась команда факельщиков, с которыми фашистский офицер уже проводил несколько занятий. В команде больше ста человек. В школу привезли различные зажигательные средства. Крупин предложил совершить ночью налет на эту команду и уничтожить ее.
— Кто же будет участвовать в этом деле? — спросил Добрынин.
— Как кто? Мы!
— Кто мы?
— Я и мои ребята, ученики… Товарищ Беляк их знает.
— Каким образом вы думаете это осуществить?
— Очень просто. Выберем момент — и закидаем казарму гранатами. В каждое окно по две гранаты.
— А гранаты есть?
— Есть. Хватит. Мы зря не сидели.
Крупин рассказал, как школьники достали немецкие гранаты и как учились пользоваться ими.
Предложение Крупина приняли, поручив ему руководить группой, которая осуществит налет на факельщиков.
Марковский обратил внимание на подозрительную возню оккупантов в торговых рядах. По его наблюдениям, в большие подвалы торговых рядов что-то свозят и складывают. Марковский предполагает, что в подвалы складывают большое количество взрывчатки. Подвалы эти тянутся под площадью, на которой обычно происходили народные торжества.
Добрынин рекомендовал Марковскому продолжать наблюдение и, как только в город войдут части Красной армии, доложить о своих наблюдениях советским офицерам.
Совещание проходило напряженно, вопросы решались быстро. Большой группе патриотов было поручено блокировать склады, расположенные под городским собором. В них находились запасы муки, и эти запасы надо было сохранить, не дать их вывезти. Микуличу с семью другими подпольщиками поручалось совершить налет на дом заместителя бургомистра, где велась спешная подготовка к эвакуации. Ольга Лях должна была дезорганизовать работу городского телефонного коммутатора. Якимчук брал на себя задачу вывести из строя шесть паровозов, стоящих в депо и подготовленных под эшелоны.
После рассмотрения боевых дел остался еще один вопрос: у Беляка находилось семь заявлений участников подполья о приеме их в ряды партии. Товарищи, подавшие заявления, уже больше четырех месяцев работали в подполье, выполняя все поручения Беляка.
— Можно расходиться, товарищи, и приступать к делу, — объявил Беляк. — Коммунистов и подавших заявления прошу остаться. Запомните, что с сегодняшнего утра наш боевой штаб будет находиться здесь.
16
Никто из партизан, конечно, не мог точно предвидеть, что сегодняшнее, не по-осеннему сухое и теплое утро окажется началом последнего партизанского дня.
Еще затемно бригада Зарубина, выполняя часть общего плана, вышла на шоссе в тридцати километрах от города. Партизаны заняли оборону на большом участке, залегли, замаскировались.
Первым радостным приветом народившегося дня была девятка стремительных краснозвездных штурмовиков, с мощным ревом и рокотом пронесшихся над лесом, над самыми головами партизан. Когда шум моторов этой первой соколиной стаи почти затих, вдалеке пронеслась вторая девятка, за ней третья, четвертая…
— Ну, пошло дело!… Теперь держись…
— Как бы нас за фашистов не приняли и не причесали…
С этими штучками шутки плохие, недаром немцы их зовут «шварце тодт».
— Это что такое?
— А это значит «черная смерть».
На шоссе со стороны города показалась первая колонна тупорылых автомашин.
— Внимание! — раздался голос Веремчука. Он лежал со своими ребятами в придорожном мелком сосняке.
— Девять… десять… тринадцать… шестнадцать… — считал кто-то вслух.
До того места, где лежали Зарубин, Добрынин, Костров и другие командиры, машины не дошли. Их закидали гранатами партизаны отряда Веремчука и взяли под кинжальный огонь пулеметов и автоматов партизаны Толочко. В несколько минут все было кончено.
В колонне оказалось больше двадцати машин, нагруженных обмундированием, алюминиевой посудой, парашютами, парашютными мешками.
— Загораживайте дорогу так, чтобы ни проехать, ни объехать, — скомандовал Зарубин.
Партизаны дружно навалились на перевернутые, изуродованные взрывами машины, с шутками и смехом стаскивая их в одну кучу на шоссе.
Покончив с колонной, двинулись вперед к городу, но не прошли и трех километров, как услышали впереди шум, выстрелы.
— Это Бойко орудует, — сказал кто-то.
Прибавили шагу.
Бойко перехватил на шоссе десяток автомашин и, когда основная колонна подошла к месту происшествия, все уже было кончено.
— Место вы выбрали неудачное, — оглядевшись, сказал Зарубин.
— Согласен, товарищ майор. Недоучел немного. Сразу не заметил, что стороной объехать можно.
— Заминируйте места, удобные для объездов.
— Есть.
— Никого не потеряли?
— Нет, все в порядке. Времена другие пошли.
— Другие-то другие, а храбрыми без ума быть не старайтесь. Сейчас особенно тяжко терять людей.
Солнце подходило к зениту и припекало не по-осеннему жарко. От быстрой ходьбы спины у всех были мокрые.
Канонада с востока все усиливалась. Воздух гудел от беспрерывно идущих бомбардировщиков, штурмовиков и быстрых, точно молнии, истребителей. Самолеты летели и на запад и обратно на восток.
— Что-то негусто фашистов стало в воздухе.
— Зато в земле густо…
— Некуда им податься, — с притворной грустью сказал радист Топорков. — В землю зарываются — их на воздух поднимают, а в воздух лезут — их отправляют в землю. И ни туды и ни сюды. Вот времечко