Остерегайтесь предателей! Знайте все, кто они на самом деле. Пусть трепещут их рабские души! Пусть знают они, что за каждым из них следят тысячи советских людей и следим мы — советские партизаны! У народа зоркие глаза и хорошие уши. Не уйти предателям от карающей руки народа».

Все предположения Кострова оправдались. Бергер не поставил никого в известность о своем выезде. Более того, письмо майора оказалось в кармане Бергера. Таким образом, гестаповцы лишились улик и отпадала угроза разоблачения Полищука, упомянутого в письме.

— Ты прав оказался, Георгий Владимирович, — сказал Зарубин начальнику разведки. — Я никак не ожидал…

— А вы были правы, — напомнил Костров, — в своем утверждении, что ночью Бергер не решится ехать.

Зарубин рассмеялся.

— Дипломат! Получается, что мы оба правы.

В ту ночь, когда отряд провожал на Большую землю Наталью Михайловну Зарубину, Беляка через посыльного вызвали в управу.

«Что-то стряслось», — думал с тревогой Беляк, шагая рядом с посыльным по улицам города.

Откуда может грозить опасность? В городе переполох в связи с исчезновением Шеффера и Бергера. От первого хоть машина сгоревшая осталась, а от второго — никаких следов. Пропали также референт Дубняк и шофер Бергера. Но чего можно опасаться с этой стороны? Все сделано чисто. Может быть, газета? Очередной номер еще не вышел, — возможно, выйдет завтра. Кудрин и Найденов вторые сутки не выходят из церковного подвала. Микулич?… Но он полчаса тому назад ушел от Беляка живой и здоровый. Остальные подпольщики не знают Беляка.

«Неужели заметили, что я посещал Карецкую? — мелькнуло подозрение. — Тогда дело дрянь. О том, что она исчезла, знает, пожалуй, полгорода». — И Беляк стал упорно восстанавливать в памяти все обстоятельства, при которых он появлялся в квартире Карецкой, стараясь вспомнить хоть какую-нибудь допущенную им ошибку, неосторожность.

Он посещал ее только с наступлением полной темноты. Никогда не замечал, чтобы кто-нибудь видел, как он входит в дом.

«Уж не Багров ли попался? — подумал Беляк и тут же возразил сам себе: — Тогда почему в управу вызывают, а не в гестапо? Нет, не то… Герасим парень осторожный».

Багров покинул город еще в полдень с попутной крестьянской подводой, везя с собой документы, изготовленные по просьбе Кострова. Сейчас он должен был быть уже в лагере.

В управе дежурный объяснил Беляку, что его вызвал Чернявский.

— Он сегодня чумной какой-то, — добавил дежурный, — сам не свой.

Чернявский с растерянным и каким-то помятым лицом ходил по длинному кабинету, поминутно хватаясь за голову. На вопрос Беляка: «Что произошло?» — он вместо ответа протянул ему листок бумаги. При одном взгляде на эту записку у Беляка сразу стало легко на душе — все сомнения исчезли.

— Господи! Что же это такое?… — взмолился Чернявский. — Вы прочтите…

Беляк с удовольствием прочел вслух:

— «Ты, фашистский недоносок! Считай себя покойником. Пришел и твой черед. За слезы матерей, чьих детей ты угнал на каторгу, за погубленные жизни советских людей тебя ожидает смерть. Возмездие восторжествует. Советские партизаны».

Это был «задаток».

— Я вам доверяю, господин Беляк, — волнуясь, заговорил Чернявский. — Об этом письме еще никто не знает… Видите, оно напечатано на пишущей машинке… Шрифт мне что-то знаком… Поинтересуйтесь, проверьте, не из управы ли эта машинка?

— Хорошо, — сказал Беляк. — Но почему вы решили, что письмо, это адресовано именно вам?

— Боже! Вы еще спрашиваете! Во-первых, я нашел его на своем столе, во-вторых, вот… вот! — и он показал конверт, на котором очень четко было написано: «Лично. Заместителю бургомистра господину Чернявскому».

Животный страх охватил предателя.

— Хваленая гестапо!… — стонал он, обхватив голову руками. — Где же она? Где? Где все эти вездесущие и всемогущие гестаповцы? Они о чем-нибудь думают? Они не в силах защитить нас, верных слуг Германии. Хваленый Бергер! Это же не гестаповец, а кретин. Он сам влип где-то, как кур в ощип, и перьев не оставил… И они еще о чем-то думают… в чем-то уверены!… Нет! — Чернявский тяжело упал в кресло. — Не гестаповцы и не мы здесь хозяева. Не мы… Вот! — Он выхватил из рук Беляка письмо. — Вот хозяева! Что хотят, то и делают с нами… Убивают, выкрадывают, взрывают… И никаких следов.

— Вы напрасно принимаете так близко к сердцу эту ерунду, — заговорил Беляк.

— Ерунду? Близко к сердцу! — завопил Чернявский. — А что бы вы делали на моем месте?

— Не волновался бы. Это просто угроза. Вас они достать не в состоянии, а поэтому хотят попугать.

— Вы думаете? — нерешительно спросил Чернявский.

— Не думаю, а уверен. Если бы они имели возможность с вами расправиться, то не посылали бы этой записки.

Заместитель бургомистра замолчал, о чем-то раздумывая и не сводя остекленевших глаз с Беляка. После длительной паузы он спросил:

— Как вы считаете, показать письмо в гестапо?

Беляк сделал вид, что обдумывает ответ, потом пожал плечами и произнес:

— По-моему, незачем. Вы же сами говорите, что они бессильны…

— Вы простите меня, — извиняющимся тоном сказал Чернявский, — я наболтал много лишнего… разнервничался… Пусть это останется между нами.

Беляк кивнул головой.

— Вы убедитесь, что я прав. Не тревожьтесь напрасно.