— Конечно.
— Тогда разыщи Рузметова — и ко мне, — предложил Зарубин.
Через полчаса Костров вернулся с Рузметовым.
— Ты в курсе дела? — спросил Зарубин Рузметова.
— Да! Мне рассказал Костров.
— Надо подобрать двадцать человек, дать им пару ручных пулеметов, гранаты. Кому поручим операцию?
— Могу пойти я, — ответил Рузметов.
— Тогда бы я так и сказал, что поручаю тебе, — резко оборвал его Зарубин, — а я спрашиваю — кому?
— Свободен из командиров только Селифонов, — тихо проговорил Рузметов.
— Вот он пусть и ведет людей, а ты займись Чернявским. Проинструктируйте Селифонова вместе с Костровым. Пусть Шеффер расскажет приметы Бергера, чтобы ребята его не ухлопали. Людей накормите и уложите отдыхать.
Это было утром, а часов в десять вечера на взмыленном коне прискакал Багров и доложил:
— Письмо передано в руки самому Бергеру. Анастасия Васильевна уже дома…
Костров потребовал подробного доклада. Оказалось, что Беляк внес некоторые поправки в его план. Он воспротивился тому, чтобы письмо вручала Анастасия Васильевна, а сделал так, что и она и он сам остались в стороне. Письмо Беляк передал Бергеру через незнакомую деревенскую женщину, заплатив ей за эту услугу.
Узнав, что письмо попало к Бергеру, Костров заволновался и настоял, чтобы группа Селифонова выступала немедленно.
— Пожалуйста, не возражаю, — сказал Зарубин, — но каким бы другом Бергер ни был Шефферу, он на ночь не рискнет ехать в леспромхоз…
Зарубин не допускал мысли, что гестаповец решится совершить ночную прогулку.
«Друг-то друг, а жить он тоже хочет, — рассуждал Зарубин. — Он больше, чем кто-нибудь другой, считается с партизанами. Правда, на этой дороге — из города в леспромхоз — мы никогда не трогали немцев. Костров надеется, что Бергер поэтому может рискнуть. И все же сомнительно».
Зарубин развернул записку Беляка, принесенную Багровым. Беляк сообщал, что среди оккупантов поднялась паника, как только за городом была обнаружена сгоревшая машина майора Шеффера. Часовой, охранявший мост, заявил, что видел майора в машине. Майор проезжал через мост, и рядом с ним сидела женщина. Кто эта женщина — неизвестно. Комендант Реут особенно активно включился в розыски. Он дважды был на квартире Карецкой и в госпитале и, очевидно, связывает ее отсутствие с исчезновением Шеффера.
В конце записки Беляк напоминал Зарубину о его обещании заняться Чернявским и просил ускорить проведение операции.
…Темная майская ночь. Утих гомон ночных птиц, недвижим лес, перестали беспокойно квакать лягушки в протоке, да и сама неглубокая протока не журчит, не плещется. Все спит. Не спят только партизаны. Расположившись в зарослях, около моста через протоку, у самой дороги, ведущей в леспромхоз, они чутко вслушиваются в ночную тишину. Командир взвода лейтенант Селифонов замаскировался в нескольких метрах от моста. Два дозорных залегли около шоссе в полукилометре впереди. При появлении машины оттуда должен был прозвучать крик филина. Резервная группа из семи партизан с пулеметом засела на противоположной стороне, за дорогой. И все напряженно всматривались в темноту.
Селифонов, накрывшись с головой плащ-палаткой, засветил карманный фонарик и посмотрел на часы. Было без десяти три.
«Не приедут гости, — твердо решил он про себя. — Будут ожидать света». И крикнул связному:
— Подменить дозорных, выставить двух часовых. Остальным отдыхать.
Томительное напряжение спало. Послышался приглушенный говор, короткие смешки. Партизаны без пояснений поняли, что гестаповец, видимо, не решился предпринять ночную прогулку.
— Теперь бы еще курнуть малость. Затяжечки три-четыре, — несмело проговорил кто-то.
— Кто хочет курить — на двести метров в лес, — сказал Селифонов, и с земли поднялись почти все сразу.
Когда взошло солнце, партизаны были на своих местах. Селифонов внимательно оглядывал местность. Протока впадала в небольшое красивое озеро. Над озером висел облачком прозрачный утренний туман. Утки стаями кружили над водой.
Лесная дорога, прямая, как стрела, просматривалась не менее чем на километр в обе стороны. Селифонов приказал снять дозорных и вел теперь наблюдение сам.
В начале седьмого со стороны города показалась машина. Она шла с большой скоростью.
У самого моста, в заливаемой полой водой низине грунтовая дорога переходила в выложенную прогнившими бревнами. Здесь машина сбавила ход и неуклюже запрыгала по бревнам.
«Мерседес», — отметил про себя Селифонов. — Автомобиль на тихом ходу въехал на горбатый мост, не вызывавший с виду никаких подозрений. Но на самой середине моста подрубленные партизанами бревна вдруг провалились, и передние колеса машины повисли над протокой. «Мерседес» застрял.
Партизаны выскочили из засады и устремились к мосту. Послышались грозные выкрики: «Руки вверх!», «Хенде хох!»
Стволы винтовок и автоматов угрожающе уставились на пассажиров. Из машины вытащили немецкого офицера и шофера. Третий оказался русским, хотя и был одет в немецкое обмундирование.
— Наладить мост!… Машину — в озеро!… И чтобы никаких следов!… — приказал Селифонов, когда пленные были обезоружены. И тут же подумал, вглядываясь в офицера: «А те ли это, кого мы ожидали? Обер-лейтенант. Щуплый, сутулый, молодой. Будто похож. А вдруг да не он?»
— За мной! — Он взмахнул рукой и направился к лесу.
Отойдя на сотню метров от дороги, Селифонов остановился, чтобы дождаться партизан, возившихся с мостом и машиной. Внимательно разглядывая пленных, испуганно косившихся на конвоирующих их партизан, он вдруг резко спросил у предателя в немецком мундире:
— Фамилия!
— Ду… Дубняк… Дубняк… — пролепетал тот, стуча зубами.
— А это что значит? — Селифонов дернул за борт мундира.
— Я… я… референт гестапо по русским делам…
— Это кто? — кивнул Селифонов в сторону офицера.
— Обер-лейтенант Бергер… заместитель начальника отделения гестапо…
— Хватит! — оборвал Селифонов.
— Что вы со мной хотите делать? — жалобно спросил Дубняк.
Дед Макуха, стоявший позади, ответил коротким смешком:
— Пристроим куда-нибудь… Найдем работенку…
— Что вы этим хотите сказать?
— А то, что уже сказал, — спокойно ответил старик.
«Ну, можно считать, что все в порядке, — думал Селифонов. — И волки сыты, и овцы целы. Как сказал Костров, так все и вышло. Вот голова у парня, — позавидуешь! А вон и ребята идут…»
Поимка Бергера на несколько дней задержала выход в свет очередного номера подпольной партизанской газеты.
Обер-лейтенант рассказал Кострову и Веремчуку много интересного и назвал фамилии людей, сотрудничающих с гестапо и предающих советских людей.
Поэтому Костров поместил в газете уведомление:
«Товарищи! Попавшие в наши руки гестаповцы Бергер и Дубняк выдали своих подручных, изменников родины, продавшихся фашистам. Вот они: Калина Степан — торговец, Бурнаков Фома — директор школы стенографии и машинописи, Воркут Поликарп — заведующий аптекой, Еманов Семен — владелец кафе, Золотовский Вадим — содержатель заезжего двора, Бадягин Виктор — диктор радиоцентра.
