впредь цветами, певчими птицами в клетках и вашими любимыми собаками…
— Но почему? — возмутилась она. Ее веер опустился, а руки беспомощно упали на колени.
— Вы — препятствие, — сказал он. — Если бы не вы, то они могли бы создать новую страну, страну по образу и подобию Запада.
— Железные дороги, я полагаю… — закричала она, — пушки, корабли, войны, армии, нападения на другие народы, захват земель…
Она вскочила со своего резного стула, взметнув вверх руки и сорвав с себя головной убор.
— Нет, нет… Я не потерплю, чтобы разрушали империю. Это наследие славы наших Предков. Я люблю народ, которым управляю. Они мои подданные, и я им не чужая. Двести лет трон Дракона был нашим, а теперь он мой. Мой племянник предал меня и в моем лице всех наших Предков.
Жун Лу встал рядом с ней.
— Приказывайте мне, ваше величество…
Его слова возвратили ей силы.
— Хорошо, слушай. Призови ко мне сейчас же Верховный совет. Все должно быть тайно. Пусть придут также старейшины нашего императорского клана. Они будут умолять меня сместить моего племянника, они будут заклинать меня вернуться на трон Дракона. Они будут говорить, что мой племянник предал страну нашим врагам. На этот раз я выслушаю их и приготовлюсь сделать то, что они просят. Твои войска должны сменить императорских гвардейцев у ворот Запретного города. Когда император войдет завтра на рассвете в храм для осенних жертвоприношений богам, вы должны его схватить, доставить сюда и поместить на остров посредине озера. Там, в заточении он будет ждать моего прихода.
Перед ним стояла прежняя императрица, ее энергичный ум работал, живое воображение рисовало ход дальнейших событий, как будто в театре ставилась пьеса. Жун Лу заговорил, прикрывшись рукой, и его глаза блестели, глядя в ее глаза.
— Вы — чудо, — прошептал он. — Вы — императрица Вселенной! Не каждый мужчина способен заглянуть так далеко в завтра. Замысел ваш совершенен.
Они посмотрели друг другу в лицо, он тянул минуту расставания, а затем оставил ее.
Через два часа прибыли Верховные советники, носильщики паланкинов бегом бежали сквозь ночную тьму, чтобы доставить их к императрице. Она сидела на троне, облаченная в императорские одежды, — атласы, расшитые золотыми фениксами, украшенный драгоценностями головной убор, водруженный словно корона ей на голову. Два высоких факела пылали рядом с ней, их огонь сиял на золотых нитях ее одежд и сверкал на ее драгоценностях и в ее глазах. Принцы стояли, окруженные верными людьми, при знаке евнуха все упали на колени перед повелительницей. Она обратилась к ним:
— Великие принцы, родичи, министры и советники, — сказала она. — В Императорском городе против меня плетется заговор. Мой племянник, которого я сделала императором, задумал поместить меня в тюрьму и убить. Когда я умру, он задумал прогнать вас всех и поставить новых людей, которые будут подчиняться его воле. Наши древние обычаи прервутся, наша мудрость будет попрана, наши школы будут уничтожены. Новые школы, новые обычаи, новые мысли займут их место. Наши враги, иностранцы, будут нашими поводырями. Разве это не предательство?
— Предательство, предательство! — закричали все в один голос.
Императрица протянула вперед руки, и на очаровательном лице ее появилось выражение мольбы.
— Встаньте, прошу вас, — сказала она. — Располагайтесь, как если бы вы были моими братьями, и давайте подумаем вместе, как нам сорвать этот отвратительный заговор. Я не боюсь своей смерти, я боюсь смерти нашей страны, порабощения нашего народа. Кто защитит его, когда меня не станет?
Заговорил Жун Лу:
— Ваше высочество, ваш генерал Юань Шикай здесь. Я решил его вызвать и теперь умоляю разрешить ему самому рассказать о заговоре.
Императрица наклонила голову, чтобы показать свое позволение, и Юань Шикай вышел вперед, одетый в воинские одежды, с широким мечом у пояса, и почтительно опустился на колени.
— Утром пятого дня этого лунного месяца, — начал генерал громким ровным голосом, — я был в последний раз призван к Сыну неба. Я прежде призывался трижды, чтобы выслушать план заговора, но это была последняя аудиенция перед тем, как деяние должно было совершиться. Час был ранний. Император сидел на троне Дракона почти в полной тьме, ибо свет утра еще не достиг Тронного зала. Он знаком показал мне подойти ближе и выслушать его приказания, и я так и сделал. Он велел мне поспешить как можно быстрее в Тяньцзинь. Там я должен был умертвить наместника Жун Лу. Затем я должен был поспешить обратно в Пекин, взяв с собой всех своих солдат, чтобы схватить вас, Священная мать, и запереть в вашем дворце. Печать, говорил император, должна была принадлежать ему, раз он взошел на Трон, и он не мог простить вам, ваше высочество, что вы храните ее у себя, принуждая его рассылать указы, подтвержденные одной лишь его личной печатью, и таким образом показывая народу, что вы не доверяете ему. Как знак того, что его приказ был безусловным, он дал мне маленькую золотую стрелу для подтверждения моих полномочий.
И Юань Шикай вытащил из-за пояса золотую стрелу и поднял ее, чтобы все видели.
— А какую награду он обещал? — спросила императрица, ее голос был спокоен, а глаза ярко горели.
— Я должен был стать наместником этой провинции, ваше высочество, — ответил Юань.
— Это небольшая награда за такую великую услугу, — сказала она. — Будьте уверены, что моя будет намного больше.
Пока генерал говорил, Верховные советники стонали, возмущенные таким коварством. Когда он закончил, они упали на колени и стали умолять императрицу взять обратно трон Дракона и спасти страну от варваров западных морей.
— Клянусь, что выполню вашу просьбу, — милостиво сказала она.
В полночь все было уже согласовано. Советники вернулись в город, а Жун Лу незамедлительно отправился приводить план в действие. Императрица сошла с трона и, опираясь на руку своего евнуха, прошла в спальный покой. Словно это была обычная ночь, она позволила искупать себя, надушить, расчесать и заплести волосы и в благоухающих шелковых ночных одеждах отошла ко сну. Наступал рассветный час, когда должны были схватить императора, но она закрыла глаза и уснула безмятежным сном.
Когда она проснулась, во дворце царило безмолвие. Солнце стояло уже высоко, воздух был сладостен и прохладен. Несмотря на страхи и предупреждения придворных врачей, которые объявили, что ветры ночи были недобрыми, императрица всегда спала с открытыми окнами и даже не задергивала занавески на кровати. Две фрейлины сидели рядом, наблюдая за ней, а за ее дверьми на страже стояли десятка два евнухов — не больше и не меньше, чем всегда. Императрица встала и, как обычно, позволила своей служанке заняться ее туалетом, задержавшись немного дольше над выбором драгоценностей. Наконец она выбрала аметисты, темную сумрачную гемму, которую надевала нечасто. Ее одежды также были темны, густосерый парчовый атлас, а когда служанки принесли орхидеи для головного убора, она от них отказалась, так как в этот день должна была быть величественной.
Однако она съела свой обычный обильный завтрак, поиграла с собаками и подразнила птицу. Тем временем Ли Ляньинь ждал во внешнем зале, пока, наконец, она не вызвала его.
— Все ли хорошо? — спросила она, когда он появился.
— Ваше величество, ваше приказание выполнено, — сказал он.
— Находится ли наш гость на острове? — осведомилась она. Ее красные губы затрепетали словно от тайного смеха.
— Ваше высочество, два гостя, — сказал он. — Жемчужная наложница побежала за нами и, ухватившись за пояс своего повелителя, так крепко сцепила руки, что мы не осмелились оторвать ее силой, как не могли мы взять на себя вольность уб›ить ее без вашего приказа.
— Позор тебе, — сказала она, — когда я вообще приказывала… ах, ладно, если он здесь, то она ничего не значит. Я отправлюсь к нему и представлю доказательства его предательства. Ты будешь сопровождать меня. Стражи мне не нужно — он беспомощен.
Она щелкнула пальцами своей любимой собаке, и могучий пес, белый, словно северный медведь,