лето, и она собиралась отправиться вместе со двором и сыном в Летний дворец. Год прошел в мире, и она могла насладиться отдыхом.

Увы, кто мог предвидеть будущее? Лишь только двор завершил переезд в Юаньминъюань, как безо всякого предупреждения нагрянули английские солдаты. Они промчались на всех парусах вдоль китайских берегов и жаждали возмездия. В седьмой месяц года будто с неба упали две сотни военных кораблей, высадившие двадцать тысяч воинов в главном порту провинции Чжили. Войска не стали останавливаться, чтобы заключить договор или начать переговоры, а изготовились к захвату столицы.

Днем и ночью курьеры приносили плохие вести. Среди императорских советников никто уже не собирался тянуть время, некогда стало и порицать друг друга. Умиротворить захватчиков был послан старый и мудрый Вэй Лин вместе со свитой из нескольких вельмож.

— Обещайте! — велел перепуганный император, когда делегация пришла поклониться на прощание. — Делайте уступки и поддавайтесь! Нас превзошли!

Встреча происходила в его приемных покоях, и Цыси стояла рядом.

— Нет, нет, мой господин, — воскликнула она, — это позорно! Вы забываете о своем триумфе! Больше солдат, повелитель, больше силы — пришло время сражаться, мой господин!

Правитель не захотел с ней разговаривать. Протянув правую руку вперед, он неожиданно сильно оттолкнул советчицу.

— Ты слушаешь меня, — заявил он Вэй Лину.

— Слушаю и повинуюсь, высочайший, — отвечал старый царедворец.

Посол и его свита, заверив императора в преданности, расселись в повозки, запряженные мулами, и поспешили в Тяньцзинь. Тревога за сына не покидала Цыси, и когда Вэй Лин отбыл, она пустила в ход свое тайное оружие. Взгляд императрицы вновь стал нежен, объятия ласковы, а сладкие губы нашептывали нечто такое, от чего сомнения закрадывались в душу Сына неба.

— А что, если посланники не смогут убедить белых людей, — рассуждала Цыси. — Не разумно ли приготовиться спасать себя и династию?

Хитрая женщина уговорила правителя, и он отдал приказ монгольскому генералу Сен Личину вести императорские войска против белых людей. Принц Сен принадлежал к роду Корчиу из Внутренней Монголии, который преданно служил маньчжурским императорам и был у них в милости. Храбрый человек, генерал личным мужеством и умением не допустил нашествия китайских мятежников на северные провинции и дважды разбивал повстанцев в кровопролитных сражениях. Первый раз это случилось всего в двадцати четырех милях от Тяньцзиня, а потом он захватил их прибежище в Личэне и преследовал остатки мятежной армии, бежавшей в провинцию Шаньдун.

К непобедимому генералу теперь и обратилась Цыси. Император все же уступил, не смея сознаться в уступке брату. Получив тайные приказания, принц Сен немедленно повел войска, чтобы организовать засаду близ фортов Таку и загнать европейцев в море, как это было сделано с китайцами.

Тем временем английский и французский посланники, естественно, ничего не зная о засаде, вышли встретить императорского посла Вэй Лина. Европейцы несли белый флаг перемирия, и его генерал принял за знак сдачи в плен. Он призвал свои войска в атаку, солдаты с яростными криками побежали вперед и набросились на делегацию европейцев. Они захватили в плен обоих посланников и их сопровождающих. Флаг был разорван и втоптан в пыль, а пленных бросили в тюрьму и подвергли пыткам за дерзкое вторжение.

В столице победа вызвала огромную радость. Снова европейцы были разгромлены. Император не жалел для Цыси хвалебных слов и подарил ей шкатулку с драгоценностями. Затем Сын неба объявил семь дней празднования по всей стране. В Летнем дворце каждый день давали театральные представления для увеселения двора. Также было объявлено, что когда принц Сен вернется в столицу, то получит богатую награду и высокие почести.

Ликование, однако, вышло преждевременным, и пышное торжество даже не удалось завершить. Получив донесение о засаде и захвате в плен посланников, европейцы выстроили мощное каре и ринулись на войска монгольского генерала так неистово, что ошеломленные императорские воины бежали, не в силах противостоять иноземному оружию. Враги победоносно двинулись на столицу и подошли к мраморному мосту Балицяо, перекинутому через реку Пейхо неподалеку от городка Тунчжоу. До Пекина оставалось всего десять миль.

Тут захватчиков встретили солдаты, спешно посланные императором, получившим с курьером известие о поражении и обезумевшим от ужаса. На мосту произошло новое сражение с тем же печальным исходом, и императорское войско было полностью разбито. Оглашая округу горестными криками, воины двинулись обратно в столицу, по пути к ним присоединялись плачущие крестьяне. Толпы людей врывались в город, надеясь, что ворота скоро запрут и мощные стены сдержат гнев иноземных врагов. Улицы охватила паника, мятущиеся люди не знали, где искать убежище. Женщины и дети громко стенали, мужчины кричали, проклинали друг друга и призывали Небо на помощь. Торговцы забивали лавки, поскольку опасались, что захватчики разграбят их товар, а горожане, имевшие молодых красивых жен и дочерей, спешили оставить город и укрыться в сельской местности.

В Летнем дворце царило смятение. Принцы срочно собрались на совет, чтобы обсудить, как спасти Трон и наследника, а также императриц и императорских наложниц. Им никак не удавалось принять решение, так как ни один сановник не хотел соглашаться с другим. Тем временем Сын неба плакал, дрожал и грозился принять опиум.

Один лишь принц Гун не терял самообладания. Вельможа отправился в личные покои императора и застал там Цыси с наследником на руках, а вокруг — евнухов и придворных. Все осуждали намерение императора наложить на себя руки.

— Ах, вы пришли, — воскликнула Цыси, увидев принца.

Сколь же утешило ее сейчас появление этого спокойного человека в строгих одеждах!

Принц Гун почтительно поклонился и обратился к императору не как к брату, а как к правителю страны.

— Я осмелюсь дать совет Сыну неба, — сказал он.

— Говори, говори, — простонал император.

Принц Гун продолжал:

— С вашего высочайшего позволения умоляю разрешить мне написать письмо предводителю наступающего врага и запросить у него перемирия. К этому письму я приложу императорскую печать.

Цыси потеряла дар речи. Произошло то, что предсказывал принц Гун. Тигр вернулся отомстить. Она крепко обняла сына, прижавшись щекой к его головке.

— А вам, господин мой, — говорил между тем принц Гун, — следует укрыться в Жэхэ, куда вас должны сопровождать наследник вместе с обеими императрицами и двором.

— Да, да, — охотно согласился император, и придворные дамы и евнухи тоже высказали свое одобрение.

Цыси поднялась и, не отпуская от себя ребенка, гневно возразила принцу Гуну.

— Император не должен покидать столицу! — воскликнула она. — Что подумает народ, если правитель оставит Пекин?! Люди поддадутся врагу, и тогда разгром станет неминуем. Нет! Пусть наследника увезут и спрячут, но Сын неба должен остаться в городе, и я останусь рядом с ним, чтобы ему прислуживать.

Все повернулись к императрице, неудержимой и величественной, и сам принц Гун пожалел ее.

— Почтенная, — произнес он как можно мягче, — я вынужден ограждать вас от вашего собственного мужества. Пусть люди услышат, что император пожелал охотиться и едет в северные владения. Через несколько дней он неспешно тронется в путь, и все будет выглядеть, как обычно. А я тем временем задержу европейцев своей просьбой о мире и обещаниями наказать монгольского генерала.

Цыси вновь потерпела поражение и поняла это. Все были против нее, от императора до последнего евнуха. Что же ей оставалось делать? Она молча передала ребенка кормилице, глубоко поклонилась своему господину, а затем покинула его покои, уведя за собой своих фрейлин.

Спустя пять дней двор отбыл по северо-западной дороге в сторону Монголии. Городские ворота снова закрылись, чтобы не допустить врага, а тяжело груженный кортеж паланкинов и повозок начал путешествие длиной в сто миль. Императора сопровождали тысяча человек. Открывали процессию знаменосцы с разноцветными полотнищами, следом гарцевала на конях императорская гвардия, ведомая своим